Улучив момент, Бернард потихоньку направился к выходу из зала приемов, постоял недолго у дверей, перекинувшись с кем-то из соотечественников парой слов, и не спеша направился в туалет. Он знал: тот, кто ему нужен, заметит его отлучку. Когда он сушил руки, появился Северин. Кроме них в туалетной комнате никого не было. Без всякого официоза, по-дружески, они поприветствовали друг друга, и француз, проверив, что коридор тоже пуст, быстро провел гостя в небольшой кабинет.

– У нас всего несколько минут, – по-деловому начал он, – поэтому буду краток; нельзя, чтобы ваши коллеги заметили наше обоюдное отсутствие.

– Да, конечно. Что случилось? Ведь вы приехали в Москву не только для того, чтобы поучаствовать в переговорах.

– Конечно, нет. Для меня работа в делегации – только ширма. Нужна была срочная встреча с вами, только ради этого я здесь.

Бернард внимательно слушал.

– Несколько недель назад пропала Женевьева…

– Что значит пропала? – изумился он. Новость ошарашила. Он ожидал все что угодно, но только не это.

– Она поехала в Алжир, в горный регион Кабилия на северо-востоке страны. Так, ничего особенного, обычная поездка по своим журналистским делам. В Париж она не вернулась ни через неделю, как обещала, ни через две, вскоре перестала отвечать на наши звонки, а потом ее мобильный номер и вовсе стал недоступен.

– Но я отправил ей сообщение по шифратору о выходе корабля с иранским грузом и получил ответ, – взволнованно перебил Виталий.

– Именно в это время она уже была в Кабилии. Кстати, вы принесли свой шифратор?

– Да, вот он. – Вынув из кармана флешку, он передал ее французу.

– Я заберу ее. Наши специалисты попробуют отследить ваш сигнал, расшифровать и внимательно изучить ответное сообщение. Может быть, это поможет нам прояснить ситуацию и понять, что же произошло.

– Но какие-то сведения о ней у вас есть, вы же не сидели сложа руки!? По сигналу мобильника можно было узнать, где она находится… – Бернард едва сдерживал волнение.

– Да, конечно, кое-что мы выяснили, и это плохая новость. Она захвачена экстремистской мусульманской группировкой «Хунд аль-Хилафа».

– Бог мой… но она жива?

– За несколько дней до моего отъезда в Москву была жива – в этом мы не сомневаемся. Хуже другое: нам стало известно, что ее тайно переправили боевикам Исламского государства. Где она сейчас – сказать трудно… Возможно, в Ракке, возможно, еще где-нибудь.

– То есть ее след потерян?..

– К сожалению… Но поверьте, мы делаем все возможное, чтобы найти ее.

– Так ведь эти уроды могут публично отрезать ей голову, да еще и видео выложить в Интернет!!! – Виталий уже не стеснялся в выражениях. – Вы просто достали всех мусульман своими дурацкими карикатурами и издевками над пророком Мухаммедом…

Пропустив мимо ушей эту филиппику, француз продолжал:

– Флешка, которую я передал вам на приеме в качестве сувенира, – обычный гаджет, без шифратора. Я только хотел намекнуть, что нам нужен ваш шифратор, и рад, что вы меня правильно поняли. Теперь связь будем поддерживать по старой схеме – через тайники. Первая выемка – в плановый день, помните – «Очко на Дону». Кстати, нам очень понравилась ваша идея с использованием ребенка… Ну и мы обязательно постараемся сообщить все, что узнаем о Женевьеве.

Он помолчал секунду, как это обычно бывает перед тем, как нужно сменить тему разговора, и продолжил:

– Теперь по «Мистралям». Ситуация критичная. Полагаю, при соблюдении некоторых условий Франция все же вернет сумму аванса. Но не факт. Вчера на переговорах вы сами слышали и, наверное, поняли: у нас практически все хотят по полной раскрутить пункт о политическом решении как форс-мажорном обстоятельстве. Поверьте, это не блеф. Международный арбитраж тоже склоняется на нашу сторону – конфиденциально мы зондировали их позицию. Боевые действия с участием российских военнослужащих на юго-востоке Украины, аннексия Крыма и вполне вероятная возможность развертывания на полуострове ядерного оружия, ваше продовольственное эмбарго – все это вызывает у нас глубокую озабоченность…

– Но я-то что могу сделать?

– Мы понимаем, с вашей позиции невозможно повлиять на руководство «Военвнешторга» для решения вопроса по «Мистралям» в нашу пользу…

– Решение будет приниматься в Кремле.

– Безусловно. Но вы должны детально информировать нас по всем нюансам принимаемых на этот счет действий… Все, вам пора идти, а то заметят ваше отсутствие. Я буду чуть позже.

Они попрощались, и Бернард, в блин расплющенный катком свалившихся на него новостей, понуро потащился в зал приемов. Вот уж, действительно, несчастье бедой, словно дегтем смазано, да сверху горем щедро покрыто, лезет не таясь, открыто; и такая тройная напасть глумится над несчастным всласть…

Слегка разогретые шампанским, водкой «Серый гусь», вискарем «Чивас Ригал» (русское брюхо к халявной выпивке не бывает глухо), увлеченные разговорами, никто из присутствующих не обратил внимания на подавленный вид Коржавцева и даже не заметил его отсутствия. А он, опрокинув, не закусывая, несколько рюмок водки, совсем не ощутил ее горечи, едва дождался окончания встречи и в числе первых покинул посольство.

«Женька, Женька, вот до чего довели тебя амбиции и желание во всем быть первой, все знать больше других».

Виталий ехал в своей машине по вечерней, еще несумеречной Москве, по-черному, куда-то провалившемуся городу, наматывая на колеса километры замкнутого простора. Вокруг не было ничего – ни домов, ни машин, ни людей и только налитые кровью бычьи глаза светофоров заставляли его останавливаться, ждать и снова куда-то ехать. Странно, но после водки он не чувствовал ни капли хмеля. Домой не хотелось, там было просто нечего делать, и он колесил по столице, забыв пристегнуть ремень безопасности и не думая о том, что, изрядно выпив в посольстве, вообще не должен был садиться за руль. Один-одинешенек в пустом, выпотрошенном и перевернутом мире. Бернард только сейчас, да и то как-то нечаянно, понял, что все это время после знакомства с Женевьевой жил в бездне забытого: забытого детства и юности, стершихся из памяти лиц прежних друзей, выветрившихся запахов, угасших голосов и звуков, выцветших картин и фотографий, поблекших ликов своих давно умерших родителей. Узенькая извилистая тропка его воспоминаний давно заколодела, заросла, потерялась – и хотелось бы вернуться в далекое прошлое, и не получается; куда ни кинься – везде натыкаешься на могильный камень замшелого беспамятства. Женька – только она все заполнила собой, только она…

«Ее нет, ее больше нет… Упокой, господи, ее грешную святую душу». Он вдруг поймал себя на том, что ему легче считать ее мертвой, что она уже все перетерпела и отмучилась… ведь плен у этих садистов означал нескончаемые издевательства, насилие, и пытки, самые кощунственные надругательства с именем Аллаха на устах над душой и телом жертвы. Что могли с ней сделать эти изверги – даже подумать страшно. В Эль-Фаллудже они казнили полторы сотни женщин, даже беременных, за отказ участвовать в «Джихад ан-Никах» – «секс-джихаде»; в Мосуле из пулемета расстреляли тринадцать пацанов только за то, что те смотрели по телевизору футбол; в Ракке раздели догола и прикончили выстрелами в спину две с половиной сотни мужчин, а тела оставили гнить в пустыне, никому не позволив их похоронить; там же, в Ракке, посадили в клетку и живьем сожгли попавшего в плен иорданского военного летчика, горланя и гогоча над тем, как несчастный метался в языках пламени, исступленно бился головой о толстые железные прутья, вопил и хрипел от боли и ужаса, покрываясь волдырями и струпьями обгоревшего мяса, корчился в предсмертных конвульсиях…