Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну да, это ведь самое главное. А то, что один бородатый тип пронёсся по моей жизни ураганом, оставив огромные разрушения и тут же исчезнув — это так, мелочи.
─ Спасибо, ─ тихо благодарю, потому что не знаю, что ещё сказать, но взгляд Константина Евгеньевича отражает мои собственные чувства.
Ему тоже непонятно, почему так случилось.
***
Удивительно, как быстро меняется мнение людей.
Ещё пару месяцев назад я была практически изгоем, о котором вспоминали лишь изредка, а теперь я снова желанный гость на радио, подкастах, в рекламе и прочих мероприятиях.
Но я не спешу возвращаться, несмотря на потребность снова петь.
Когда я окончательно примирилась с мыслью, что Эль уехал, не ответив ни на одно моё сообщение, у меня открылась какая-то прорва вдохновения, позволяющая писать всё больше, и я просто позволила себе в это окунуться, очнувшись только к весне, когда природа начала пробуждаться от холодов.
Впервые мне захотелось петь.
В этот день я стою на кухне, даже не осознавая, что напеваю ту самую мелодию, вернувшую меня к жизни, и это меня будто подбрасывает. Я не была готова выйти на сцену, во мне вдруг зарождается безумная идея.
─ Возьми хотя бы охрану, ─ наставляет незаметно появившийся в нашей жизни Валентин Сергеевич, которого у меня язык не поворачивался назвать отцом, хотя он им является, но это мелочи.
Он так быстро просочился к нам, что ни я, ни мама не успели заметить, только сразу дал понять, что уходить никуда не собирается. Даже пытался нас обеих увести в свой огромный дом, однако натолкнулся на прочную стену противостояния, и даже Чимин его обшипел со всех сторон, давая понять, что никуда никто не пойдёт. Правда, это было до тонны элитных консервов, презентованных пушистому предателю, сразу сменившему гнев на милость.
─ Только если их будет не видно, ─ пошла на компромисс, зная, что он всё равно поступит по-своему.
Он до жути упёртый, чересчур опекающий и порой пугающий тип.
─ Как ты это представляешь?! Они же… Тебя просто на ленточки разорвут! Это как перед зеками выступать!
Ну, у него-то явно об этом имелись большие представления.
─ Я без Вас очень много лет справлялась, справлюсь и сейчас, ─ спокойно говорю ему в ответ на эту эмоциональную тираду, проходя мимо за синтезатором, пока мама кровожадно улыбается за его спиной, не скрывая своего торжества.
Вряд ли она простила его за всё, что пережила по его милости когда-то, но это в любом случае только их дело, и мне совсем не хотелось быть камнем преткновения между ними. Так что я просто ухожу.
Водитель по имени Антон, к которому я как-то слишком быстро привыкла, встречает фирменной улыбкой и закономерным любопытством.
─ Ника, ты серьёзно или это просто шутка?
─ С такими вещами не шутят, ─ киваю, и вопросов мне больше не задают.
Антон вообще привык исполнять всё без лишних раздумий, и этим мне нравился, но с таким начальником иначе быть не может…
Когда мы оказываемся в моём прежнем районе, сердце приятно трепещет, хотя страшно до ужаса. Со мной нет ни девчонок, чтобы поддержать, ни сталкера, и в целом, ощущаю себя, как на первом концерте. Это был слишком долгий для меня перерыв.
─ Я буду рядом, ─ даёт понять мужчина, помогая установить мою бандуру и удаляясь, чтобы не мешать.
В парке рядом со старым домом я нахожу свою любимую скамейку, вокруг которой уже собираются мои давние знакомые, и странное чувство наполняет меня, будто вернулась в прошлое.
─ Это ж Ника! ─ кто-то замечает меня, прищурившись, и я узнаю некоторые прокуренные голоса.
─ Малыха, ты вернулась? ─ неверяще сипит главный бомж по кличке Зенит, который любил злить болельщиков другого небезызвестного футбольного клуба, а потом эпично убегать от них через дворы. ─ Смотри-ка, не забыла ведь… Говорил же, станет большим человеком, а нас не оставит.
─ Улыбнись, Беляночка, ─ просит обычно самый тихий и маленький мужичок. ─ У тебя улыбка всегда сердце греет лучше спирта.
─ Да тихо ты, видишь человеку неловко! ─ толкают его, и тот пошатывается.
А и правда улыбаюсь, трогая клавиши. Борюсь с невольно выступившими слезами, потому что не верю, что снова могу просто делать то, что хочу, и никто мне этого больше не запретит.
─ Послушаете меня сегодня?
─ Да хоть сто порций, ─ хохочет мужчина, и вскоре к нему присоединяются его коллеги, устраиваясь вокруг меня в лучах заходящего, неожиданно яркого солнца. Надеюсь, нас не разгонят, как какой-то несанкционированный митинг…
Сперва я просто разогреваюсь, пробую исполнить что более-менее весёлое, что недавно сочинила, задав некоторое настроение моей благодарной публике, для которой я частенько играла, а потом кто-то внезапно требует:
─ «Светлячков» давай!
Даже не знаю, откуда у них такие познания о моём творчестве, но мне от этого очень тепло, пусть и погода совсем не радует.
─ Желание публики для меня закон.
─ Слышали?
Прикрываю глаза, делая вдох. Я ещё ни разу не выступала с этой песней официально и не ждала, что кто-то сегодня захочет её здесь услышать, но я больше не хочу прятаться. Мысли об Эле и всех тех, кто когда-то ушёл, прорывают мою незримую броню, и больше не получается за ней скрываться.
Вновь касаюсь клавиш, боясь, что мелодия будет звучать такой же, какой её сделали, однако вместо этого пальцы высекают что-то нежное и грустное, мгновенно задающее нужный ритм, а мой голос следует за ним.
─ Вернись домой.
Я буду ждать тебя, пока есть силы,
Я буду звать, пока дыханье не остыло.
Вернись за мной…
Когда я открываю глаза, вокруг уже гораздо больше людей, причём, не только мои знакомые. Кто-то даже снимает всё это на видео, но большинство включили фонарики и медленно размахивают ими в воздухе, ожидая продолжения, и я не могу им отказать.
Пою, проживая всё, что когда-то вложила в текст, как в первый раз, только сейчас это в сотни