Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тогда я буду пердеть как агитатор! — гордо ответил синий.
Попрыгав на прямых ногах не разгибаясь, он повернулся головой к выходу, гузном к залу и отчётливо прорычал:
— Даёшшь-шестичассовой ррабочий день!
«Это у него чревовещание?» — даже усомнился Щавель, настолько похоже вышло.
Зал завыл над выходкой пропагандиста.
— Знакомый гудок! — вскочил возбуждённый Марио. — Мой друг на этой фабрике работал.
Из-за кулисы торопливо, но, сохраняя достоинство, вышел усатый распорядитель во фраке.
— Заканчивайте тут агитацию! — накинулся он на клоунов, за ним бежали униформисты, но синий не растерялся и провозгласил чревным вещанием:
— Проклятье палачам и работорговцам!
Преследуемые шестёркой униформистов, клоуны Марио и Луиджи были изгнаны с арены под бешеный марш, затем оркестр умолк. Распорядитель зажал нос, сморщился. Публика ответила свистом и аплодисментами. Помахав перед лицом платочком, объявил:
— Чтобы развеять дух несогласия, прредставляю вашему вниманию… пррреееестидижататора!! Высокотехнологичный! Басурманский! Фокусник-факир-р Тагир-р!
«Клоуны не китайцы, — Щавель с разочарованием комкал в кармане платок. — Пока мы тут просиживаем, бомбист удирает или готовит новый теракт».
Басурманин в шароварах и чалме выдувал огонь, пускал из рукава голубей, доставал из-под халата всё новых и новых кроликов, притягивал металлические предметы и доставал из-за уха распорядителя цветы, словом, делал всё то, на что способен средний колдун, только без волшебства. «Откуда взяться магии? Тут всюду электричество», — Щавель брезгливо поглядывал на арену, жалея о потерянном времени. Между тем, распорядитель объявил о новом акробатическом номере, на манеж легко выскочил гимнаст в искристом обтягивающем трико и поклонился публике. Пружинистым шагом прошёлся по арене, проворно взобрался по верёвочной лестнице на самую верхотуру
Жёлудь подпрыгнул на месте, повернулся к отцу, запнулся от волнения, ткнул пальцем в накрашенного гимнаста и крикнул:
— Он!
* * *
За стенами шапито был слышен оркестр, реагирующий на пируэты гимнаста. Священник ждал, опираясь на зонт.
— Вы уверены?
— Трудно обознаться, — Жёлудь не мог сформулировать, по каким признакам определил летающего китайца, по походке, лицу, фигуре или всему вместе. — Точно он.
Плоская подбелённая физиономия с напомаженными губами и в Щавеля вселила уверенность, он только кивнул.
— Как действуем? — спросил он. — Сейчас выступление закончится.
— Оцеплять нет времени, — кивнул священник. — Берём полицейского, идём за кулисы и задерживаем артиста в присутствии представителя власти, — запустил руку в прорезь сутаны, достал из брючного кармана крошечные кандалы. — Знаете, как ими пользоваться? Надеваете на большие пальцы и затягиваете потуже.
— У нас есть вязки, — старый лучник предъявил запасную тетиву. — Нам так сподручнее.
— Не будем терять время, господа.
Отец Мавродий зацепил возле касс скучающего городового, показал жетон с прорезью. Особая оперативная группа, усиленная сотрудником органов внутренних дел, вошла в задние пределы шапито.
Зал рукоплескал, дудел во все духовые оркестр, выступление акробата закончилось.
«Ткнуть ножом в бедро или пониже ягодицы, если сзади окажусь, — размечал командир зону поражения. — Лучше попортить, но зато взять быстро и живым, чтобы мог говорить».
Циркачи не препятствовали странной четвёрке шляться по служебным помещениям, но срочно вызвали директора. Навстречу полицейскому выкатился распорядитель, он же директор цирка. Длинные напомаженные усы торчали в разные стороны как стрелки семафора.
— Судари мои, сюда нельзя, — загородил он дорогу. — У нас представление. Заходите потом, милости просим, а сейчас не размагничивайте артистов. У них настроение!
— Уголовный сыск, — отец Мавродий предъявил жетон. — Вы хозяин заведения?
— Слушайте этих господ, — поддержал городовой, когда директор продолжил лепетать — тайный знак не оказал на него воздействия.
— Что вам угодно?
— Нам угодно переговорить с акробатом, который сейчас выступал, — с холодной настойчивостью вмешался Щавель. — Как его зовут?
Директор-распорядитель уступил. Плечи опустились, усы качнулись вниз, как железнодорожный семафор разрешает движение поезду.
— Ли Хой, — с видом величайшей покорности судьбе вздохнул он. — Вы не могли бы после…
— Кстати, где он? — перебил священник.
— Тут или в фургоне, сейчас найдём, — судя по визгливым голосам, на ковре опять паясничали клоуны-дегенераты, избрав своей жертвой униформистов. — Шмуклер! Разыщи Ли Хоя.
— Мы сами найдём.
— Тогда проводи господ…
«Будь они неладны», — разобрали все в красноречивом умолчании.
Карлик в шутовском мундире с аксельбантами, как у дембеля-хлебореза, махнул рукой, приглашая следовать за собою. Ковыляя враскачку, получеловек-полуживотное вывел гостей на двор, где у парового электрогенератора подкидывала уголь в топку мохнатая джигурда.
— Ли Хоя не видел, — обратился к джигурде Шмуклер.
Ворчание было ему ответом.
— Поищем и найдём, — заверил карлик.
Косолапый проводник увёл на площадку, где мужики свинчивали детали грязевого бассейна.
— Ли Хоя не видели?
— Кого? — у монтажников были стоеросовые морды и кондовая одёжка, явно местные, непохожие на расфуфыренных цирковых пройдох. — Ты обо что?
— Нет? Пойдём дальше, — поманил карлик и завёл опергруппу в лабиринт телег.
— Вот он! — крикнул Жёлудь, вытягивая руку.
Все обернулись, куда он указывал. Из дальнего фургона высовывался китаец-акробат, склонившись к джигурде.
— Он там!
Опергруппа ринулась туда, а джигурда прыгнула навстречу, грозно рыча и колотя кулаками в грудь. Шмуклер бросился под ноги.
— Скотина! — Жёлудь схватил карлика за воротник мундира и запустил в мятущуюся джигурду. Шмуклер пролетел через две телеги, угодил джигурде прямо в голову, сбил наземь.
Китаец выскочил из фургона.
Виляя между возами, оперативники рассеялись по двору, выбирая каждый свою дорогу, чтобы не мешать другому отрезать путь беглецу. Джигурда вскочила, Щавель был совсем близко. Жёлудь хлопнул ладонью слева, где в бою висел колчан. Вместо оперения пальцы цапнули пустоту.
«Лук забыл!» — ошалел парень.
Джигурда схватила Шмуклера и метнула в надвигающегося боярина. Суча кривыми ножками, карлик с визгом пролетел мимо уклонившегося старого лучника, врезался в оглоблю, закатился под телегу в навоз.