тебя под боком? Обязательно всё контролировать? Всё должно быть так, как вы этого хотите, да? Иначе не умеете? Это всё ваши снобистские замашки! Неужели нельзя просто оставить нас в покое и спокойно принять тот факт, что я… – я осеклась. Злость давно выветрилась, а мой словесный понос не прекращался, пока я не дошла до момента, что я… встречаюсь с Эдрианом Салливаном.

Только сейчас, глядя на удивлённые и недоумевающие лица друзей, до меня дошёл весь смысл сказанных мною слов, и мне стало невероятно стыдно. Вот только сказанного не воротишь…

– Адель… – сочувственно произнесла подруга, заключая меня в объятия. На глаза навернулись слёзы. Ребята, все как один, встали из-за стола и вышли. Из квартиры. Совсем.

Что я наделала?

Слёзы лились без остановки, мне было так плохо сейчас. Странно, ведь явных причин не было. Наоборот, радоваться бы, что ребята приехали ради нас из Шатвиля аж сюда. С родителями ещё ничего не ясно окончательно, так что тоже не повод. Но я сижу и реву на руках у подруги, а в руках тлеет начатая сигарета.

– Ну и мерзость, – выбросила её, сплёвывая вкус табака.

– Милая, с тобой всё в порядке? – поинтересовалась подруга, вытирая мои слёзы ладонями.

– Не знаю, Кэтти, я не знаю.

Мы просидели так ещё несколько минут, когда в кухню вошёл Эдриан. Кэт понятливо вышла, оставив нас наедине. Я слышала, что ребята тоже вернулись, они сидели в гостевой и о чём-то тихо беседовали.

– Расскажи мне, что с тобой случилось? – подошёл ко мне вплотную, убирая с лица моего упавшие локоны.

– Ты случился, – я подняла раскрасневшиеся глаза. Больше всего мне хотелось просто помолчать, уткнувшись носом в горячую мужскую грудь, но я понимала, что должна объясниться.

Рассказала Эдриану обо всём, что случилось с родителями, как не поняла их реакции, как ушла к подруге, как внезапно решили поехать в клуб, как сел телефон и вообще обо всех своих чувствах.

– Я не хотела злиться на тебя, и я не думаю, что тебе нужно контролировать всё. Я знаю, что ты ревнуешь, но борешься с собой ради меня. Знаю, я видела это. Просто сейчас меня всё как-то накрыло и ещё вы с утра… прости меня, Эдриан. Я просто сорвалась.

– Чш-ш, не надо, маленькая, всё хорошо. Разберёмся со всем по очереди. И с родителями познакомимся, мало ли перепутали с кем-то. И с ревностью моей разберёмся. Со всем разберёмся. Успокойся, пожалуйста. Улыбнись. Слышишь?

Успокоившись, я поняла, что перед ребятами извиниться однозначно нужно. Они-то ни при чём, а наехала я на всех. Но ничего, для профилактики, как говорится. По крайней мере, теперь они точно будут знать, что делать можно и нельзя с девушками после пьянки.

Я заварила чай на всех, Эдриан нажарил картошки. Пригласив всех на поздний завтрак (или обед? Я не уверенна, сколько мы с Кэт проспали), я извинилась перед ребятами, пришлось рассказать им тоже о моей семейной ситуации. Марк хохотнул:

– А теперь представь себе, подъезжаешь ты к дому на джипе и оттуда, кроме вас с Кэтти, выходим мы трое – и все ж богачи. Твои предки с ума сойдут!

И ведь он прав. В Висте мало кто не является ребёнком олигарха. Точнее совсем никто, кроме тех удачливых, кто выиграл конкурс как я. Джек Бенсон наверняка тоже, но я почему-то не воспринимала его как одного из богатеньких снобов. Удивительно даже, как можно не замечать очевидных фактов. Я даже никогда с ним не говорила об этом.

Ближе к вечеру, когда мама сама позвонила мне, я пошла домой. Не сама. Эдриан согласился подождать во дворе, пока я поговорю с родителями. Если дело примет неожиданный оборот, то хоть не застанет Салливана лично. В общем, мне так спокойнее.

Я зашла в дом. На кухне как обычно пахло вкусненьким, папа сидел там же, потягивая чай за планшетом. Стоило мне войти, мама села за стол, папа отложил гаджет. Передо мной встала моя любимая кружка с горячим шоколадом. Разговор серьёзный будет.

Всегда, абсолютно каждый раз в моей жизни, когда передо мной ставили кружку с любимым напитком – меня ждал серьёзный разговор. Не обязательно неприятный, но всегда важный. О прогулах в школе, о первом сексе, о выборе университета и т.д. Но я знала, в этот раз он будет именно неприятным.

Решив, не тянуть кота за хвост, а сразу выяснить первопричину такого резкого перепада настроений относительно моего нового парня, я задала вопрос в лоб:

– Вы знакомы с Салливаном? – и поняла, что попала в яблочко.

Глаза моих родителей на миг встретились и выдали неземной ужас, а потом снова устремились ко мне. В глазах мамы плескались волны боли и сожаления, а у отца… Мне было сложно связать его слова с тем, что выражало его лицо. Сожаление, вина, решительность и твёрдость намерений одновременно смешались в его взгляде. А слова… Слова, что он произнёс, совсем не вязались у меня с ним самим. С добрым, любящим, заботливым и всегда-всегда понимающим меня папой.

– Ты не можешь встречаться с Эдрианом Салливаном. Я тебе запрещаю! – сказал, как отрезал.

Возразить мне было нечем. На мой вопрос «почему» мне тоже ответа не дали. Это было единственное в жизни, что мне запретили. И по закону подлости это было одновременно тем единственным, что безоговорочно делало меня самой счастливой на свете.

У мамы глаза были на мокром месте, отец сожалел о сказанном, хоть пояснять и не собирался. Мои мысли метались от одной к другому, вслед за глазами, которые вмиг наполнились солёной водой, позволяя ей вылиться полностью.

Немую сцену прервал стук в дверь. Эдриан Салливан собственной персоной заявился в дом, не дожидаясь, пока я позову его. Мама проводила его на кухню, усадила рядом, не понимая, кто перед ней. Теория о том, что они знакомы – отпала моментально. Тогда в чём же, чёрт их подери, дело?!

– Этот молодой человек пришёл к Адель, – пояснила она.

– Это Дэниел! Дэниел Харпер, я вам о нём говорила как-то, перевёлся недавно к нам, – соврала я родителям, не поведя и глазом. Наскоро вытерла рукавом слёзы. Мне хотелось, чтобы они сначала узнали Салливана как человека, а уж потом поняли, как его зовут на самом деле.

Удивление на лице Эдриана скользнуло буквально на секунду и, казалось, осталось незамеченным моими родителями.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я у парня, моля его мысленно, чтобы подыграл. И то ли Эдриан научился мысли читать, то ли он действительно так умён,