Даже не факт, что вражеский броненосец удачно применил бы самодвижущиеся мины…

И оставался некий шанс самим нанести ответный минный удар, и ещё…

И ещё всякие «ещё» и всякие «если»!

А когда сомнительный в преждевременности приказ «открыть кингстоны» был исполнен и «Адзума» уже безвозвратно шёл ко дну, несчастный капитан совершил ритуальное самоубийство.

Командующий провёл сжатым кулаком от пояса к груди и скованно передёрнул плечами, брезгливо отстраняясь от сравнений, изгоняя из головы ухмыляющихся бесов.

Даже озираясь на осколки переживаний прошлого, в свои пятьдесят шесть, из которых тридцать три он носил погоны, успев немало повидать на военном поприще, подобных душевных катастроф Хэйхатиро Того себе и помыслить не мог.

Дистанция дальномера в боевой рубке «Микасы», колеблясь, дошла до отметки «45».

– Адмиральский флаг на «среднем»! – известили с сигнального мостика.

Почему-то при всё более прорисовывающихся деталях эту только сейчас удалось разглядеть. И принять это решение Рожественского, как очевидно оптимальное – поставить флагманский корабль в неизменной середине, тогда как при постоянной смене галсов «головной» мателот оказывался «концевым» и обратно.

Теперь Того конкретно всматривался в идущий в середине «Суворов», словно надеясь увидеть там изворотливого визави. И был наконец вознаграждён, легонько хлопнув в ладоши, вознося благодарности богам – вражеский броненосец украсился характерным цветком и густым дымом разрыва японского снаряда. Наконец-то!

– Это «Асахи»! – тут же известил вахтенный, что и без пояснений было известно – какой именно корабль линии вёл огонь по «среднему».

И получал, кстати, от него же.

* * *

Рубка «Суворова»…

Вестибулярный аппарат давно уже настроился – тело клонилось, как податливый тростник, сохраняя «поплавок» вертикального положения, когда многотонный броненосец отыгрывал инертной массой на волнах то продольной, то бортовой качкой. Когда же судно особо заметно кренилось на циркуляции, ноги будто впивались в настил неспокойной палубы, а руки даже не порывались схватиться за что-нибудь – удержаться. Тем более что крикучие исполнительные команды предупреждали об очередном повороте.

Раскаты отдельных выстрелов и мощные лязгающие тычки залпов врывались сквозь прорезь рубки, доходя запоздалым эхом через пустоты отсеков и металлическую отдачу корпуса.

Удар фугаса прозвучал… ощутился иначе! Это понималось не только органами чувств, а самим фактом – попали!

– Ах, ты!.. Зафитилил-таки, поганый!

Влетело в высокий борт примерно на траверсе фока под штатной площадкой для сорокасемимиллиметровки. Блики огня мазнули отсветом по глазам, заклубилось, потянуло уже знакомым, перша в носоглотках.

Где-то там внизу сорвались с места, побежали на верхнюю палубу, спеша осмотреть повреждения, тушить пожары, если таковые обнаружатся.

Точка поворота! «Точка» с диаметром циркуляции в два кабельтова!

На смене галса обстреливаемый борт оказывался вне сектора вражеских орудий, бой вёл кормовой плутонг, громыхая-паля на ретираде. Можно выскочить из рубки – глянуть, что ж там, чёрт побери… куда попало?

Попало – вогнутое пятно обгорелой краски на теле корабля, пылающий брезент поверху шестивёсельного яла, копошатся неуклюжие фигурки, направляющие поток шипящей воды из шланга. Громкой руганью старшины это дело прекращают, и горящая шлюпка летит с отпущенных талей вниз, уткнувшись носом в воду… уплывая за корму. О чём и доложил вернувшийся вахтенный.

– Мазал, мазал, а тут, поди ж ты – вложил свою самурайскую душу! – Капитан 1-го ранга Игнациус по виду нисколько не расстроился. Впрочем, особо не с чего. Один убыток – шлюпка, – за такой выстрел Того должен комендору чарку сакэ преподнести!

– Не вижу ничего забавного, – хрустом сжал-разжал челюсти Рожественский, тяжёлым взглядом покосившись на колдующего у лазерного дальномера офицера. – Сколько?

– А?.. – Вскинул голову мичман – совсем юнец, что-то уловив, не понимая – к нему ли обратились – не к нему? Лупая глазами в полумраке рубки.

– Сколько до «головного», спрашиваю?

– Сорок.

– Вот теперь повоюем! Сейчас пойдёт кордебалет. Налопаемся!

– А?.. – Снова оторопел дальномерщик – у него явно что-то было со слухом… приглушило, видать, малость.

Рожественский только плечом повёл, отворачиваясь. В другой бы раз за это «А?» вставил…

– «Сорок», – будто только вспомнил старший артиллерист, – скоро… уже можно поднимать из погребов боеприпасы со старыми взрывателями.

Рёв подлетающих снарядов был краток – у левого борта встали два всплеска.

– Накрытие! – Командир корабля резко сменился в лице, немедленно приказав рулевому: – Право на борт!

– Это крейсера бьют! – известил вахтенный офицер. – До них все «шестьдесят», как бы не больше, а поди ж ты, пристрелялись черти косоглазые. Нащупали!

Следующая пара снарядов прилетела через тридцать секунд! И практически тут же обрушилась ещё одна и ещё пара… теперь в кабельтове по траверсу и дальше на раковине.

Игнациус чуть подождал и, посчитав, что сбил врагу целики, приказал обратно «на румб влево».

Поторопился!

Били действительно крейсера, их восьмидюймовые снаряды даже шипели на подлёте как-то по-другому. А этот так и почти визжал, будто зная, что не промахнётся. Обрушился прямо на голову!

По крайней мере, всем, аж слегка присевшим, втянувшим свои шлемные головушки в плечи, так и показалось. Бедолага мичман-дальномерщик, наверное, совсем оглох.

Рубку заволокло дымом и бранью!

– Откройте дверь! Дайте сквозняк! – чей-то надрывающийся кашлем голос.

– Вставай, вставай! Ранен, что ль, паря? – в ответ будто лошадиный всхрап.

– Все целы? Ваше высоко… Зиновий Петрович?!

– Все, все, – хрипел будто схаркивал Коломейцев, – ни царапины! Вони только! По-моему, в мостик…

– Ходовую рубку разнесло к чёртовой матери! – Взмыленный вахтенный успел проветриться снаружи.

* * *

После потери «Касуги» произошла переоценка устойчивости броненосных крейсеров против мощной артиллерии полновесных броненосцев.

Поставив во главе отряда командира крейсера «Якумо» капитана 1-го ранга Мацумото Аринобу, Того приказал ему держаться на пределе дальности боя среднего калибра русских. Расчёт был в том, что таким образом противник будет лишён возможности провести пристрелку, что сделает сомнительным и точность огня из орудий десять-двенадцать дюймов. Умаление веса залпа крейсеров, исключающего их собственные 152-миллиметровки, адмирал посчитал оправданным – стрельба несколькими кораблями по одной цели, с привлечением среднего калибра, ведёт к путанице во всплесках.