Башню окружал двор с насыпными валами. Рядом с ней стояли две сторожевые башни поменьше, и с крыши каждой тянулись веревки к западному и восточному причалам. На одном из них стояла большая тяжелая сквитатория – разновидность баллисты, предназначенная для метания «греческого огня». Она была заряжена и готова к применению, о чем свидетельствовала разожженная жаровня. Обслуживали орудие трое солдат.

Башня охранялась. Эцио мысленно поблагодарил Юсуфа за дымовые бомбы. В противном случае, чтобы подобраться к башне и заложить бомбу, ему пришлось бы убить всех троих солдат. Прятаться здесь было негде, и потому Эцио предпринял лобовую атаку.

Едва увидев его, солдаты с криками бросились к ассасину, намереваясь окружить со всех сторон. Пока они бежали, Эцио спокойно закрыл шарфом нос и рот и поглубже надвинул капюшон.

Когда солдаты были в пределах досягаемости, Аудиторе выдернул чеки обеих бомб, метнув их влево и вправо. Бомбы взорвались мгновенно, окутав турок густой завесой серого дыма. Щурясь от едкого дыма, Эцио выхватил кривую саблю. Он убивал не всех подряд, а лишь тех, кто оказывался у него на пути. Солдаты смешались. Они никак не могли понять, откуда вдруг взялся этот густой туман. Времени у Эцио было в обрез. Легкий ветер, дувший с Босфора, угрожал вскоре развеять его прикрытие. Однако ассасин сумел заложить бомбу у основания башни, под первыми тяжелыми звеньями цепи, уходившей в помещение, где стояла лебедка. Затем он отступил к кромке воды, выдвинул пистолет и выстрелил в бомбу, воспламенив ее, а сам спрятался за громадной железной швартовой тумбой.

Грянул оглушительный взрыв. Посыпались камни вперемешку с многолетней грязью, покрывавшей стены башни. Оторвавшаяся цепь просвистела над головой Эцио и тяжело плюхнулась в воду, сокрушив мачты нескольких кораблей, оказавшихся поблизости. Сама башня слегка содрогнулась. Через какое-то время она качнулась еще раз. Казалось, она выдержала взрыв, но уже через мгновение башня обрушилась внутрь себя, превратившись в груду битых кирпичей и взметнув густое облако пыли.

Почти сразу же к башне примчался отряд янычар. Пыль помогла Эцио прошмыгнуть мимо них и с помощью верного крюка-клинка забраться на восточную сторожевую башню. Единственного караульного он сбросил вниз, после чего зацепился крюком за веревку, которая вела на причал со сквитаторией. Готовясь скользнуть вниз, Эцио заметил янычарских лучников, целившихся в него. Выстрелить они не успели, попав под град стрел из ассасинских луков. Юсуф привел сюда едва ли не всех своих товарищей, и они, огибая завалы на месте цепной башни, схватились с уцелевшими янычарами. Среди них Эцио увидел Юсуфа. Тот запрокинул голову и крикнул:

– Запомни: красный одномачтовик! Все корабли на пути к нему вооружены. Они попытаются тебя задержать.

– Я не доставлю им такого удовольствия, – мрачно ответил Эцио.

– А мы очистим палубы!

Эцио скользнул по веревке, спрыгнув несколько раньше, чем начинался причал. Солдаты торопились развернуть свою огнедышащую пушку в сторону ассасинов, бившихся с янычарами. Ближайшего солдата он попросту столкнул в воду. Солдат упал между двумя пришвартованными баржами. Оставшихся двух Эцио прикончил лезвием крюка-клинка.

Он без труда разобрался в устройстве метательного орудия. С помощью рукоятки, расположенной слева, оно могло поворачиваться вокруг своей оси. Пушка была медной; ее дуло имело форму львиной головы. Из пасти торчала бронзовая трубка. На конце трубки был кремень. Под пушкой находился железный чан, нагреваемый жаровней. Нажатие на курок высекало искру и одновременно открывало клапан, выпуская наружу тугую струю масляных паров из чана.

Сквозь гул сражения у развалин башни прорвался голос Юсуфа.

– Правильно! Угости корабли «греческим огнем»! – кричал он. – Эцио, мне нравится ход твоих мыслей!

На северном берегу бухты турецкие солдаты спешно разворачивали дула двух пушек, направляя их на ассасинов, что сражались неподалеку от Эцио. Он едва успел развернуть сквитаторию и направить ее на ближайшие корабли, как из жерл турецких пушек вырвались облачка дыма. Раздались выстрелы. Первое ядро упало в воду почти рядом с причалом. Второе – ударило в причал, заставив его опасно накрениться.

Эцио сосредоточился и нажал курок. Из бронзовой трубки с оглушительным шипением вырвался длинный язык пламени. Эцио целился в реи и палубы трех кораблей, отделявших его от одномачтовика Пири. «Греческий огонь» воспламенял все, куда попадал. А Эцио продолжал давить на курок, пока в чане не осталось масла. Тогда он спрыгнул на одну из пришвартованных барж, пробежал по ней и оттуда перескочил на внешний планшир первого корабля. (Этот горел сильнее двух остальных.) Верный крюк-клинок помог Эцио выбраться на палубу. Он разметал двух ошалевших от страха матросов, кинувшихся на него с железными штырями от снастей. Не теряя драгоценных секунд, ассасин полез на фок-мачту, оттуда скользнул на рею, а с реи перебрался на второй корабль. Сделал он это как нельзя вовремя: через мгновение пылающая фок-мачта рухнула на палубу первого корабля.

Второй корабль тоже был весь в огне и начинал тонуть, погружаясь в воду кормой. Эцио бросился на нос, растолкав нескольких перепуганных матросов. Пробежав по бушприту, он перебрался на третий корабль. Тот пострадал меньше остальных, и его матросы готовились дать пушечный залп по кораблю Пири, до которого оставалось всего около десятка метров. К ужасу Эцио, Пири приказывал поднять парус. Матросы лихорадочно разворачивали полотнище, чтобы поймать ветер и не угодить под обстрел.

Эцио позвал на помощь своих. Оглянувшись, он увидел, что люди Юсуфа повторили его опасный путь и теперь находились рядом, готовясь сразиться с матросами.

Матросов было много. Завязалась кровавая схватка. Вся команда заграждающего судна была перебита. Сражение унесло и жизни нескольких ассасинов. Пири приказал своим немного повременить с парусом и, перекрывая грохот выстрелов и общий гвалт, крикнул Эцио, требуя поторопиться.

Наконец Эцио сумел добраться до планшира. Выхватив арбалет, он выстрелил в направлении судна Пири мотком веревки. Матросы тут же закрепили ее, и Эцио заскользил над пенистой водой.

Уцелевшие ассасины помахали ему на прощание и погрузились в шлюпки, торопясь убраться с обреченного корабля.

Эцио тоже махнул им и остановился, переводя дыхание. У него ныло все тело. Его тут же окружили матросы. Убедившись, что он не ранен, его проводили в рулевую рубку. Там его ждал Пири-реис. Адмирал глядел на поднятый парус.

– А ты не торопишься, – сказал Пири-реис, широко улыбаясь, но не скрывая тревоги.

– Увы. Прошу извинить мою задержку.

Матросы спешно подняли якоря. Парус одномачтовика поймал ветер. Судно беспрепятственно прошло мимо пылающих кораблей. Ветер услужливо раздул огонь, который Эцио обрушил на них. Корабли стояли почти впритык. Шансов хоть как-то уцелеть не было ни у одного.

– Хорошо, что я догадался встать против ветра, – сказал Пири. – Думаю, ты это сразу заметил.

– Конечно.