Когда Дин поинтересовался у обитателей Шаболовки, на какие же деньги существует телевидение в СССР, ему ответили коротко: на государственные.

– А как насчет цензуры? – задал Дин вопрос, который для советских телевизионщиков был притчей во языцех – иностранцы его часто задавали.

– У нас существует так называемая внутренняя цензура, которая не позволяет нам снимать всяческие непотребности: порнографию, насилие, ужасы и т. д.

Дин был поражен и этим фактом, поскольку хорошо знал ситуацию на своем родном, американском телевидении. В прошлом году одна тамошняя газета провела анализ программ, пользующихся успехом у американских детей, и выяснила, что за 80 часов детям было показано 81 убийство и 372 акта насилия.

Но вернемся к «Голубому огоньку», в котором участвовал Дин. Он исполнил одну из своих самых на тот момент популярных песен: «Элизабет» Пола Анки. Именно эта запись, которую покажут в новогоднюю ночь, позволит миллионам советских людей впервые воочию увидеть популярного американского артиста, которого советские газеты уже успели окрестить «революционным певцом» и «другом Советского Союза».

Свободное от концертов и съемок время Дин посвящал встречам с разными людьми. В один из тех дней ему в гостиницу позвонила актриса Татьяна Лаврова, с которой он познакомился пару лет назад на кинофестивале в Мар-дель-Плата, и пригласила его вечером на свой спектакль «Двое на качелях» в театр «Современник». Дин отправился туда не один: с ним был Андрей и его коллега, девушка-переводчик Елена, которая только начала постигать азы переводческой деятельности и очень хотела, чтобы в качестве ее дебюта на этом поприще был знаменитый американский певец.

После спектакля было решено отправиться в ресторан «Арагви», чтобы достойно отпраздновать встречу. Лаврову вызвались сопровождать двое ее коллег по театру: ее тогдашний муж Олег Даль, который полтора месяца назад вернулся из Калининграда со съемок фильма «Женя, Женечка и „катюша“», и Михаил Козаков. В ресторане им выделили отдельный кабинет для важных персон, где они могли не опасаться любопытных взоров. Они просидели там вплоть до закрытия ресторана, а затем отправились догуливать вечер, а вернее ночь, в номер Дина в гостинице «Украина». Все уже были изрядно навеселе, и, когда ввалились шумной гурьбой в гостиничный коридор, дежурная по этажу попросила их не шуметь, поскольку все постояльцы уже легли спать. Однако едва веселая компания оказалась в номере, как Дин первым нарушил данное им дежурной обещание. Он взял в руки гитару и спел гостям несколько песен из своего кантри-репертуара. Девушки тут же стали кричать «Браво!» и рукоплескать Дину. Столь бурное проявление чувств к заморскому гостю со стороны его жены задело Олега Даля, и он решил доказать, что тоже кое-что умеет. В трезвом состоянии он бы вряд ли стал бросать вызов Дину, но после сегодняшнего обильного возлияния желание взять реванш буквально распирало его. И он обратился к хозину номера:

– Дин, гив ми инструмент, плиз…

И хотя сказано это было на вполне сносном английском, Дин сначала не понял, чего от него хотят, и продолжал сжимать гитару в руках. Тогда Даль привстал со своего места и протянул руку к гитаре:

– Ну дай мне гитару, не бойся, я ее не съем.

Как ни странно, но эти слова Дин понял и с улыбкой протянул инструмент Далю. Тот возвратился на свое место, подтянул колки на гитаре, после чего провел пальцами по струнам и запел очень популярную в те годы во время застолий песню «Там вдали, за рекой зажигались огни». Дин не понял ни единого слова, однако то, как душевно пел эту песню Даль, произвело на него сильное впечатление. И когда отзвучал последний аккорд и в номере повисла тишина, Дин первым захлопал в ладоши. Затем стали аплодировать и все остальные. Но Даль даже бровью не повел и без всякого объявления запел следующую песню – «Клен ты мой опавший» на слова Сергея Есенина. И снова первым выразил свой восторг после окончания песни Дин. Плеснув в рюмку водки, он предложил всем присутствующим выпить за исполнителя песен. А когда все осушили свои рюмки, попросил Елену перевести Далю свой вопрос:

– Олег, ваши песни издаются на пластинках?

– Ни на чем они не издаются, – отмахнулся от Дина Даль, закусывая водку бутербродом с сыром. – Я из тех исполнителей, которые дарят людям свое искусство исключительно во время застолий. И таких, как я, у нас большинство. Вот Татьяна мне говорила, что вы недавно были в Театре на Таганке и слушали там Высоцкого. Вам понравилось?

– Очень, – кивнул Дин.

– А ведь у Высоцкого тоже нет ни одной пластинки со своими песнями. Он известен исключительно по магнитофонным записям.

Когда Елена перевела эти слова Дину, он спросил ее:

– Эти записи распространяет государство вместо пластинок?

Елена в ответ рассмеялась, после чего стала объяснять Дину ситуацию с «магнитоиздатом» в Советском Союзе:

– Эти записи государство не поощряет. Этим занимаются сами поклонники певца, принося магнитофоны либо на его концерты, либо делая записи во время таких вот застолий. Потом эти записи передаются из рук в руки и расходятся по всей стране.

– У нас в Америке ничего подобного нет, – развел руками Дин.

– Это потому, что вы строите загнивающий капитализм, а мы скоро будем жить при коммунизме, – сострил Даль, после чего отправил в рот очередную рюмку водки.

Когда Дину перевели эту фразу, он громко засмеялся и похлопал Даля по плечу. Ему нравился этот худющий парень с грустными, как у побитой собаки, глазами. Впрочем, ему нравились все люди, с кем в тот вечер свела его судьба в гостиничном номере.

В Мадрид Дин и Патрисия вернулись незадолго до наступления нового 1967 года. Однако столица Испании встретила их неласково. Еще в аэропорту приятель Дина журналист Хуан, который должен был отвезти их на машине домой, сообщил им, что за их домом явно установлена слежка. Более того, сказал Хуан, за ними и сейчас следят.

– Откуда ты это знаешь? – спросил Дин.

– Всю дорогу до аэропорта за мной следовал белый «Фиат». Причем он явно не таился: притормозил неподалеку от заправочной станции, где я остановился, и стоял там до тех пор, пока я не тронулся. «Сукиридад» так топорно никогда не работали. Кстати, этот же «Фиат» сейчас опять следует за нами.

Дин и Патрисия одновременно повернулись к заднему окошку и действительно заметили в нескольких десятках метров от своего автомобиля белый «Фиат-1300». Он двигался за ними, строго соблюдая одну и ту же дистанцию.

– Может быть, это не «Сукиридад»? – предположил Дин.

– Тогда это агенты КГБ прибыли из Москвы, чтобы специально охранять вас в логове Франко, – пошутил Хуан. – Нет, это именно агенты Службы безопасности, а не прячутся они, видимо, потому, что хотят, чтобы ты, Дин, их заметил и знал: они не спускают с тебя глаз. Это своего рода шантаж. Или предупреждение, что впереди тебя ждут серьезные испытания. Впрочем, посещая Москву, ты и сам должен был предполагать нечто подобное.