– Всегда так, – продолжил он, – думаешь – совпадение, а как начнешь разматывать ниточки, упрешься в кучку пидорасов, которые обделывают свои делишки и хотят, чтобы ты думал, что это простое совпадение.

– Думаешь, кто-то нажал кнопочку и превратил людей в зомби?

– Ну, кнопочку не кнопочку… Но они явно что-то сделали с людьми на площади.

– Но зачем?

– Как зачем? Чтобы уничтожить Воркуйск! Мы же всем мешаем! Мы как кость в горле у всего мира. Но больше всех мы мешаем… – внезапно у Зиро в голове, словно собравшись из кусочков пазла, встала полная картина, – … Москве. Бля. Эти суки все-таки нас трахнули! Ты посмотри: все одно к одному. Сначала этот чертов праздник, спущенный сверху. Потом делегация из Кремля. Отвертка и Вентиль говорили про какую-то презентацию. Наверное, это и есть презентация. Смотрите, как мы перегрызем друг другу горло на вечеринке в честь Великой Победы. Нет, ребятки, это явно заговор. И заговор с участием комитета.

– А Сигнатура Пакмана? – Спросил Пип.

– Ну, это же ясно! Это заглушка. Медиаблокада, чтобы не сработала Директива 8.

В случае вооруженной агрессии против Воркуйска-8 в действие вступала Директива 8, Свода Правил Безопасности Гражданского Кодекса В8, известная в народе как «инфокалипсис». Директива 8 гласила: вся информация, находящаяся в собственности граждан В8, должна быть слита в публичный доступ. Это означало, что Интернет бомбардируется огромными объемами данных, что приводит к коллапсу инфотрафика во всемирном масштабе. Это означало, что тайнохранилища открывают шлюзы, начиная без разбора сливать по электронной почте зеттабайты компромата и секретных сведений. Это означало активацию троянов и захват ключевых серверов-маршрутизаторов. Это означало подавление жизненно важных компьютерных систем по всему миру, приоритет атак: сотовая и спутниковая связь, воздушный и наземный трафик-контроль, энергосети, военные сети, электронные СМИ. Это означало, что каждый гражданин Верхнего Регистра превращается в киберсолдата. Это означало, что Воркуйск-8 берет весь мир в заложники.

– Ты хочешь сказать, что Сигнатура Пакмана это наша разработка?

– Сто процентов. Как же он в нашей сети живет? Разработчики вируса должны были знать спецификации протокола и файловой системы В8. И это доказывает, что в заговоре участвует кто-то из своих, – чем больше Зиро говорил, тем больше проникался правотой своих слов. – Да, сука, чувствуется размах. Мы же тут последними верим во все. Для того чтобы мы не поверили во что-то, надо, чтобы весь мир в это поверил. Гениально, мать их в тину! Запудрить Пакманом мозги всему миру, просто для того, чтобы в нужный момент повалить воркуйскую сеть. Совершенно ясно: кто-то в Игле сговорился с Кремлем, и они решил покончить с В8. Ты вспомни, это ведь все не вчера началось! Вся эта, блядь, пиар-кооперация. И кто-то же управляет дронами! Тот, кто ими управляет, защищен от Сигнатуры Пакмана. Нас всех продали. Ненавижу.

– Какой-то очень уж изощренный план. – Инфинити в сомнении передернула плечами. – Не похоже на них. Не проще ли в нас бомбами кинуть?

– Или подавить ПВО с воздуха, а потом высадить десанты со всех сторон сразу, – вставил Пип.

– Так я же говорю! Директива 8. Кроме того, они хотят получить инфоструктуру Воркуйска нетронутой. Москве нужны наши вычислительные мощности. Им просто надо втихую избавиться от населения. От нас, то есть.

– Превратив всех в зомби-лунатиков? – недоверчиво спросила Инфинити.

– Да! Неплохой способ, чтобы…

– Значит, ты думаешь, что это только с Воркуйском случилось? – перебил его Пипетка.

Зиро осекся.

– Ну… да.

Он посмотрел на профиль друга. Забытая сигарета дымилась в уголке его рта.

– Мы же не знаем, что происходит во внешнем мире, – медленно проговорил Пипетка, не отрывая взгляда от дороги.

– Нет-нет, – отмахнулся Зиро. – Не может быть. Все это выглядит как чисто воркуйское дело. Знакомый почерк.

– Ну, дай бог, – мрачно произнес Пипетка.

Они проезжали мимо предприятия, где делали их уникальную пленочку, которая все-таки вышла В8 боком. Воркуйский Пленочный Завод больше смахивал на крепость – его окружали несколько рядов глухой высоченной бетонной стены с колючкой под напряжением наверху, камеры слежения через каждые пол– метра. Входа в этой стене нигде не было, скорее всего, он был под землей. За всю свою жизнь Зиро не то что не видел человека, который бы работал на ВПЗ, он даже не знал человека, который бы видел хоть одного из его работников, настолько плотная завеса секретности окружала воркуйскую пленку. Поговаривали, что полную технологию производства знают одновременно не более трех человека, и самоцветов в крышках их унитазов было больше, чем в шапке Мономаха.

На горизонте встала поросль кранов, освещенная белыми лучами прожекторов, они напоминали стаю железных журавлей, поднявших клювы вверх. Южный Терминал. Пограничная зона. Ворота В8 во внешний мир. Территория складирования и сортировки грузов. По обе стороны шоссе широко раскинулись бесконечные склады, ангары, пакгаузы. Пип обогнул высокие трубы ТЭЦ, работавшей на болотном метане, и выехал на мост над железнодорожным полотном. На путях стояло несколько грузовых составов, длинные цепочки коричневых вагонов и серебристых цистерн убегали вдаль. Кроме автомобильного, между В8 и внешним миром (читай: Россией) существовало и железнодорожное сообщение. Его регламент определялся российско-воркуйскими межправительственными соглашениями; транзитные квоты и все такое прочее, однако, еще во время войны, в В8 взломали российскую систему управления железной дорогой, и с тех пор по РЖД совершенно свободно бегали неучтенные воркуйские поезда.

Пип выехал на верхнюю полосу трехуровневой развязки. Прямо по курсу – пограничная зона, начало пути на Большую землю.

Зиро огляделся. Они на возвышении, хороший обзор на все четыре стороны. Если кто-то решит покинуть В8 , они перехватят его на этом перекрестке.

– Тормози здесь, – сказал он, и Пип остановил Соник-Танк у обочины.

– Ну, будем ждать, – сказал Зиро, хлопая по карманам в поисках пачки сигарет. – Музыку погромче сделай. Если здесь есть неспящие, они придут посмотреть, что тут за дискотека.

Зиро, а за ним и все остальные вышли из машины.

Трасса на Большую землю представляла собой длинный широкий мост, опиравшийся на высокие сваи. Прямо за городом она пересекала длинное узкое озеро, формой напоминавшее лук, одно из сотен других на его пути. Зеркальная озерная гладь блестела в рассеянном свете уже светлеющего, предрассветного неба. Где-то в полукилометре отсюда, немного под другим углом из города выходил железнодорожный мост. Чуть дальше к дороге примыкал отстойник, большая стоянка, заполненная фурами. Готовящиеся к отправлению крупнотоннажные грузовики выстроились на шоссе в длинную очередь, упиравшуюся головой в полосатый шлагбаум пограничного поста. За этим шлагбаумом начиналась Россия, смурная болотная держава, чудовищно инертное царство абсурда, возведшее свою очевидную нелепость в принцип, страна немых, с удовольствием стоящих на коленях, трясина в одну шестую часть суши, топь, в которой безнадежно утопало любое проявление мысли. Всегда, когда Зиро всматривался в эти ебаные бескрайние просторы, его захлестывало одно и то же неприятное чувство, от него опускались руки, утекали силы, сосало под ложечкой. В этом чувстве превалировал страх, но кроме него, в нем было понамешано еще много всякого: смутная тоска по утраченной гордости, истерический какой-то смех, обида, много обиды, больше направленной на себя самого; обиды за то, что он думает с этими идиотами на одном языке, за то, что он тоже является производной одного с ними генного пула, и от этого никуда, блядь, не деться.