– Нет, – коротко отрезала Лена. – Прости. Но я ухожу.

Резко встав, Палладин подошел к ней и схватил за плечи.

– Значит, это предлог? Ты хочешь оставить меня? Да?! – глядя ей в глаза, выкрикнул он.

– Прости, Вова. Так сложилось. Я нужна маме. А может, это действительно предлог. Я не могу больше тебя держать. Да, да! Именно я! Тебе нужна другая женщина. Ты хороший человек. Я безмерно благодарна тебе за то, что ты спас мою честь, помог родить дочь, воспитать!

– Остановись! – с болью выкрикнул Владимир и прижал Лену к себе. Глубоко вдохнув, он начал жадно целовать ее шею, лицо, грудь. – Нет! Не говори этого. Не надо! Я люблю вас! Я люблю Натку! Я без вас не смогу!

– Нет, Вова, – вывернувшись из его объятий, категорически возразила Лена. – Так дальше продолжаться не может. Ты же сам говорил, что, если у нас ничего не получится, ты отпустишь меня. Говорил?

– Да, говорил, – обреченно ответил Палладин и опустился на стул. Обхватив голову руками, он, не шевелясь, смотрел в пол.

– Вова, пойми, я ведь мучаю тебя. Ты же видишь, что у нас ничего не получается. Прости, но я так и не полюбила тебя. Зачем, скажи, зачем это все продолжать? Найди себе хорошую женщину, женись! Пусть она родит тебе ребенка! Ты еще будешь счастлив! Поверь мне.

– А ты? – тихо спросил Владимир и, подняв голову, не по-мужски всхлипнул.

– А я буду учиться жить. Жить сама!

– Как? – протянул Палладин.

– Как смогу! – отрезала женщина и вышла из кухни.

Собрав вещи, Лена взяла Натку и переехала к маме.

Оксане Андреевне с каждым днем становилось все хуже и хуже. Переживания постоянно провоцировали у нее повышение давления. Не поднимаясь с постели, женщина целыми днями бессмысленно смотрела в потолок. Медленно угасая, она лишь изредка говорила с Наташкой. Наверное, на этой земле ее держала только внучка. Смириться, принять потерю Оксана Андреевна не могла. А потеряла она все, не только мужа. С развалом Союза она потеряла власть. Привыкшая к достатку, роскоши и особому обхождению, Оксана Андреевна никак не могла понять, что в одночасье стала никем. Спецлечение, спецпайки, номенклатурные привилегии ушли в никуда. Каждый день, услышав звонок, женщина вздрагивала. После ареста друзей она панически боялась, что за ней тоже придут.

В отличие от нее, Палладин-старший в этой ситуации сориентировался значительно быстрее. Немного переболев, он раскритиковал Ленина, затем надел вышитую сорочку, выпил французского коньяка и пошел начинать новую жизнь. Заходя в новые кабинеты власти – конечно, не с пустыми руками, – он теперь совсем по-другому рассуждал. И не важно, что он сейчас думал. Главное, что он говорил. Прошлого не вернуть. А ему надо жить! Ярый коммунист, готовый за партию уничтожить любого врага, он вдруг начал рассказывать, что эта система прогнила, что коммунизм привел страну в никуда. И уже осенью, спрятав партбилет члена КПСС, Андрей Владимирович заседал в президиуме Социалистической партии страны. Теперь он снова был у руля.

Сын от него не отставал. Оставив работу в МИДе, Владимир перешел в аппарат партии. Готовясь к парламентским выборам, он проявил себя как прекрасный оратор, научился не только хорошо говорить, но и еще лучше врать. Призывая всех к новой жизни, он яро ругал прошлое и обещал украинцам райскую жизнь.

Переехав к маме, Лена тоже начала новую жизнь. Только она у нее была гораздо сложнее. Отдав Натку в садик, молодая женщина подала документы на развод. К ее удивлению, Палладин больше не возражал. Вероятно, ему, ударившемуся в политику, было сейчас не до нее. Выйти на работу Лена пока не могла. Она не отходила от мамы ни на шаг. А Оксана Андреевна была очень плоха. Разрываясь между мамой и садиком, Лена вертелась как белка в колесе. Но самое страшное заключалось в том, что им просто не на что было жить. Похороны отца, лечение в больнице и дорогие лекарства полностью подорвали семейный бюджет. «Павловская» реформа, либерализация цен привели к огромной девальвации рубля. Все сбережения, которые были на книжке родителей, теперь не стоили ничего. Категорически отказавшись от алиментов, Лена начала продавать свои вещи. Втайне от мамы отнесла в комиссионку серьги, цепочку и обручальное кольцо. Кольцо, подаренное Гришей, она продать не могла. Оно для нее было больше чем вещь. Это был ее оберег.

Ухаживая за мамой, Лена надеялась, что скоро ей станет лучше, что она поправится, сможет встать. Но, по-видимому, Оксана Андреевна уже сама не хотела жить. Уставившись в потолок, она ни с кем не разговаривала, отказывалась есть. И ни слезы дочери, ни угрозы врачей не помогали. Закрыв глаза, она желала одного: умереть.

– Мама, ну так нельзя! – вытирая заплаканные глаза, ругалась Лена. – Ты должна поправиться. Почему ты не хочешь принять лекарства? Ты должна жить!

– Зачем? – с грустью спрашивала Оксана Андреевна и отворачивала лицо.

Шло время. Лена понимала: оно работает не на нее.

Как-то под вечер, когда на улице грянул мороз, Оксана Андреевна неожиданно позвала Лену к себе. Бледная, исхудавшая, она едва шевелила губами. Подняв тонкую жилистую руку, она погладила дочку по голове.

– Леночка, – чуть слышно произнесла она. – Ты, дочка, меня прости!

– Мам, не надо так говорить! – с трудом сдерживая слезы, крикнула Лена и опустила глаза. – Ты ни в чем передо мной не виновата. Ты же знаешь, как я тебя люблю!

Слегка улыбнувшись, женщина пристально посмотрела на нее.

– Лена, скажи, Натка – Гришина дочь?

Сжав мамину руку, Лена нерешительно подняла глаза.

– Да.

– Господи, – с болью простонала женщина, – что мы наделали? Леночка, милая, доченька, как мы виноваты перед тобой! Видишь, власть, положение – все проходит. Даже отца нет. А любовь живет. А мы, думая о своей выгоде, забрали ее у тебя. Доченька, Леночка, прости нас, если можешь, прости!

Закрыв глаза, женщина задрожала.

– Мам, мама, что с тобой?! – Лена взволнованно поднялась. – Я сейчас тебе валокордин принесу!

– Нет, дочка, все хорошо. Не уходи. Послушай, я должна тебе еще кое-что успеть сказать, – с трудом, сдвинув с груди одеяло, проговорила женщина и часто, прерывисто задышала. – Ты только меня не перебивай. Я знаю, что Гриша пропал без вести. Скоро не станет меня. Тебе тяжело. Так…Ты знаешь, что отец управлял делами ЦК. Все денежные потоки, движение капитала проходили через него. Он знал все. Поэтому и покончил с собой. Оказывая финансовую помощь коммунистическим партиям разных стран, верхушка не забывала и о себе. Последний год отец помогал французским друзьям. С их помощью он вошел в ряд бирж на внутреннем рынке Франции, которые торгуют недвижимостью. Вместе с ними, для руководства партии, он основал несколько совместных предприятий. С московскими коллегами отец приобретал для правящей верхушки жилые дома, отели, рестораны. Еще до введения ГКЧП они создали более ста фирм и банков. С благословения руководства за рубеж перекачали почти два с половиной миллиарда долларов партийной казны. Благодаря этой схеме партийные деньги разошлись по всему миру. Точно так они открывали и банковские счета. Папа был в курсе всех этих дел. Он понимал, что в случае развала Союза они захотят спрятать концы в воду. Папа понимал, что его могут убрать. Но он все время думал о тебе. На даче, под будкой Демара, есть небольшой тайник. Это для тебя.