Мы остановились в коридоре наверху. Взгляд матери был устремлен на закрытую дверь в его конце.

– Могу я пойти и посмотреть комнату Баттон? Я не была там с тех пор, как мы закончили Эшли Холл.

Я кивнула, с грустью подумав о том, что Баттон провела последние годы жизни в этой спальне, а всю свою жизнь – в этом доме, словно его пленница. Она осталась, чтобы заботиться о матери, затем о невестке, после чего умерла здесь, одна.

Я толкнула дверь, отчасти ожидая увидеть сидящую в кресле-качалке куклу, но нет, комната была пуста. Я облегченно выдохнула. Воздух в комнате был почти осязаем. И, хотя здесь было пусто, казалось, будто кто-то только что застелил кровать или причесал волосы и ушел, рассчитывая, что скоро вернется. Может быть, так оно и было.

– О, ты только посмотри на это, – сказала мать. Она стояла у комода, где, глядя на пустую комнату, в потускневших серебряных рамах стояли семейные фотографии.

Я подошла к матери и встала рядом.

– Ты, вероятно, знаешь многих из этих людей.

Она кивнула и указала на ту фотографию, где были Амелия и Баттон в форме Эшли Холл.

– Даже не верится, что она сохранила его. Наверное, у меня где-то есть такая же фотография – скорее всего, на дне коробки из-под обуви.

Я посмотрела на фотографию Баттон и красивого молодого человека рядом с ней во время ее дебюта.

– Это Самтер?

На лице матери появилось печальное, почти болезненное выражение.

– Да. Красавец, не правда ли? И такой веселый. Не говоря уже о его обаянии. Вообще-то, Джек немного напоминает мне его. – Она вздохнула. – Никогда не ожидала увидеть этот дом пустым, без Баттон, Самтера или хотя бы их детей. Мы не всегда можем планировать свою жизнь, верно?

Я покачала головой.

– Да, не можем. – И указала на фотографию девочки. – А это Хейзелл. Когда я впервые ее увидела, то подумала, что она очень похожа на Баттон. Теперь я не уверена. Есть в ее подбородке что-то такое…

Мать подошла к тумбочке, где стояла рамка поменьше, которую я раньше не замечала. Это был снимок Самтера и Баттон, хотя только Баттон улыбалась в объектив. Самтер тоже улыбался, но его лицо было обращено к кому-то рядом с ним. Брат и сестра все еще были молоды и красивы, но было ясно, что этот снимок сделан через несколько лет после других фотографий. Нет, они не были седыми и морщинистыми, отнюдь. Скорее, дело было в том, что прошедшие годы наложили на их лица свой отпечаток. Мне подумалось, что, по всей видимости, этот снимок был сделан после смерти Хейзелл, примерно во время развода Самтера с Анной. Это объяснило бы их напряженные взгляды и линию губ.

На Самтере был темный костюм и полосатый галстук. Баттон была в простом летнем платье с вырезом в форме сердечка, с ниткой жемчуга на шее и большой идеальной жемчужиной в каждом ухе. По другую сторону от Самтера был еще кто-то, женщина, чья обнаженная рука была продета под его локоть. Но она была отрезана от снимка, очевидно, чтобы тот поместился в рамку, поэтому были видны только ее рука и кисть. Я решила, что мать собирается поднять фото, забыв, что уже сняла перчатки. Но она лишь долго смотрела на него, а потом тихо сказала:

– Покойся с миром, дорогой друг.

– Ты готова подняться на чердак? – спросила я через мгновение. – Это спальня Хейзелл.

Она кивнула.

– Да, я знаю. Помню, как Амелия говорила мне об этом. Я еще подумала, какое ужасное место для ребенка! Кстати, ты в курсе, что это Амелия нашла для нее кровать? В то время у нее не было магазина, но она работала на другого антиквара и нашла кровать, которая легко разбиралась и которую можно было поднять по узкой чердачной лестнице. – Мать последовала за мной из комнаты, и я оставила дверь открытой.

– Амелия сказала, что ты ни разу не была в гостях у Хейзелл, потому что Анна тебя не любила и не хотела, чтобы ты бывала в их доме.

Мать пожала плечами.

– Полагаю, это была одна из причин. Но к тому времени я тоже была замужем, и у меня родилась маленькая девочка. У нас с твоим отцом были проблемы. Я была слишком озабочена, чтобы заметить, что Баттон требуется моя дружба, независимо от того, хотела Анна видеть меня или нет. Это был дом Баттон, и порой люди злоупотребляли ее добротой.

Я остановилась у двери на чердак, чтобы собраться с духом и побольше узнать об истории Баттон.

– Даже после того, как ты ушла на пенсию, вернулась в Чарльстон и возобновила отношения с Амелией, со мной и в конце концов с папой, ты никогда не звонила ей?

Мать посмотрела вниз, ресницы закрывали от меня ее глаза.

– Нет. Ни разу. И очень жалею об этом. Она была так добра ко мне… – Она подняла глаза и улыбнулась. – Но теперь это все в прошлом. Давай лучше разберемся с твоим призраком.

Словно по мановению волшебной палочки, по коридору пронесся ледяной ветер. Дверь задрожала. Мать вопросительно посмотрела на меня. Я кивнула, подтверждая, что мы не одни.

– Здесь повесилась Анна, так что будь готова. Это может быть неприятно.

– Я готова, – сказала она с мрачной улыбкой.

По коридору пронесся еще один порыв холодного ветра. Дверь вибрировала так сильно, что казалось, будто кто-то с другой стороны дергал дверную ручку. Я схватилась за нее одной рукой, а моя мать взяла мою вторую руку в свою ладонь. Я повернула медную ручку, но дверь выскользнула из моих пальцев и с громким стуком ударилась о стену.

Тишину пронзил душераздирающий вопль. Черный кот спрыгнул с нижней ступеньки, юркнув между нашими ногами, бросился по коридору и исчез в комнате Баттон. Я повернулась, чтобы снова взглянуть на чердак. Сердце билось как бешеное, как будто было готово вырваться из груди.

Первое, что я осознала, – это громкое жужжание мух. Сотни крылатых черных насекомых метались в воздухе, ударяясь о стены и окно, и эти шлепки странным образом усиливались. Мы обе посмотрели на ступени, ведущие на чердак, и мать еще крепче сжала мою руку. И закричала.

Мой рот был открыт, но кричала не я. И не моя мать. Пронзительный звук исходил от куклы, которая стояла во весь рост наверху лестницы. Окно у куклы за спиной бросало на нее свет под неестественным углом, создавая ее гротескную, раздутую версию, причем гораздо более устрашающую.

Мать с такой силой сжала мою руку, что я подумала, она сломает мне пальцы. Но даже это было бессильно заставить меня вырвать руку из ее хватки. Крик продолжался и продолжался, как будто диск внутри куклы заклинило. Увы, крик этот исходил не от механического диска. Он шел издалека, из того места, куда я не хотела даже заглядывать.

Я попыталась отступить за дверь, но мать перегородила мне путь.

– Мы не можем уйти, Мелли. Она просит о помощи.

Стоило ей заговорить, как вопли прекратились. Тишину теперь нарушали лишь редкие шлепки о стену редеющего мушиного роя. Моим барабанным перепонкам потребовалось мгновение, чтобы привыкнуть к ней. Пронзительный крик продолжал эхом отдаваться в моих ушах, и где-то среди этой какофонии можно было различить слова «помогите мне».