— А при чем тут ФСИН?

— Ну как же, ведь в том корпусе содержались те, кого направили в больницу по приговору суда! Это были опасные типы — маньяки, социопаты…

— И как, поймали?

— Вроде бы да.

— Всех?

— Как бы всех.

— Что значит «как бы»?

— Это значит, что списки пациентов соответствовали тем, кого возвратили в означенное учреждение, — и только.

— То есть вы намекаете, что возвращены могли быть вовсе не те люди, которые сбежали? А знаете, Воронец ведь солгал мне насчет одной пациентки!

— Вы о ком?

— О Елене Свирской.

— Я помню это имя, она была среди сбежавших…

— А по заверениям главврача больницы, Елена находилась среди погибших!

— Странно… — озадаченно пробормотал следователь.

— Пожарный инспектор тоже так говорит. Я уж и не знаю, что и думать!

— Свирская интересовала меня мало, я больше был озабочен другим именем — Николая Коломийца.

— И почему же оно врезалось в вашу память?

— Потому что это очень опасный тип. Он содержался в одиночной камере… то есть палате, и постоянно — на седативных препаратах.

— Он что, людоед?

— Психопат. Только вот узнать о нем много не удалось: с ним разбиралась военная прокуратура Санкт-Петербургского гарнизона. Сами понимаете, через толщу брони военных пробиться почти невозможно: они были весьма скупы на комментарии, сказали только, что Коломиец обвинялся по делу об убийстве нескольких человек и был приговорен к пожизненному отбыванию срока в стенах психиатрической больницы.

— А кого он убил?

— Я не успел это выяснить. На самом деле вскоре в этом отпала необходимость.

— Как это?

— В лесополосе на трассе Москва — Питер нашли три трупа, которые опознали как Елену Свирскую, Николая Коломийца и Менаса Арояна.

— А это еще кто такой?

— О, весьма интересный тип! У него была такая странная болезнь… погодите, я сейчас!

И Бурленко скрылся в соседней комнате. Через несколько минут он вновь появился со старой картонной папкой в руках.

— Вот они, труды мои! — провозгласил он, водружая ее на стол.

— Как же вам удалось прихватить это с собой, Иван Михалыч? — изумилась Рита.

— А я как узнал, что дело отобрать могут, копии с него снял — вдруг, думаю, пригодится? Уж больно быстро его свернули.

— И что, тут у вас сведения по каждому из больных?

— Только по тем, кто сбежал, и по подозрительным людям из персонала, включая Воронца.

— И Воронца?!

— У него интересная биография, Маргарита Григорьевна! Оказывается, до того, как Воронец получил место главврача в своей психушке, он работал в Москве. Там у него случилась неприятность: двое пациентов, которыми он занимался, умерли.

— От чего?

— Один вроде бы от передозировки лекарства, другая с крыши соскочила. Естественно, имело место разбирательство — сначала врачебное, но до суда дело не дошло. Возможно, следовало с этим разобраться, но мое дело — расследовать обстоятельства пожара, а не выяснять подноготную главного… Короче, после случившегося Воронца попросили из столицы, но кто-то, видать, подсуетился подыскать ему «теплое» местечко — так он и оказался в означенной клинике в качестве главврача. Но мы говорили об Арояне, вот на него досье, — и Бурленко вытащил из папки один листок.

— Так мало?

— Да тут, в сущности, только диагноз интересен. У него был синдром Хи… Хика… Хикикомори, во!

— Это что-то японское?

Бывший следователь кивнул.

— Я повыяснял, что это за зверь. Синдром Хикикомори, оказывается, недавно вошел в обиход, но интересен тем, что выявлен и классифицирован он действительно в Японии. Это такое явление, когда человек не выходит из дома, не может общаться с собственной семьей и даже в магазин выйти не в состоянии.

— Впервые о таком слышу!

— Я тоже раньше не слышал — век живи, как говорится, век учись… И дураком помрешь! Люди с этим синдромом не ищут работы на протяжении многих лет, им не удается установить отношения с другими людьми, обзавестись семьей. Иногда они выходят из дома, но выбирают место и время так, чтобы исключить возможность случайной встречи со знакомыми.

— И этот ваш… Ароян относился как раз к таким пациентам?

— Более того, он был единственным с таким диагнозом, и им занимался сам Воронец. Он написал об Арояне несколько статей и очень гордился, что в его заведении оказался такой необычный больной.

— Вот уж повод для гордости! — хмыкнула Рита.

— Мне кажется, когда человек долго общается с психами, он просто не может не «заразиться» и тоже сходит с ума. Во всяком случае, полностью нормальным точно нельзя назвать ни одного психиатра — это, разумеется, мое личное мнение!

— Само собой. Так почему вас заинтересовал этот парень?

— Ну попробуем поразмышлять. Если для его заболевания характерен страх перед общением и агорафобия, то с какого перепугу он подался бы в бега? Скорее всего, сидел бы в своей палате, и, даже если б жив остался, его отдирали бы от спинки кровати плоскогубцами!

— Да, верно… А он, значит, сбежал?

— Вместе с Коломийцем, чья палата оказалась почему-то незапертой, и этой самой Еленой Свирской, которая вас интересует. Совершили они побег в группе или по отдельности, установить не удалось, но то, что потом отыскались их тела, всех троих вместе, говорит в пользу первого.

— Как могли такие разные люди сбиться в кучу? — недоуменно спросила Рита. — Вы сказали, тела нашли — как они умерли?

— Их убили.

— Всех троих?!

— Дело в том, что на этой трассе примерно в то время орудовала банда. Они убивали автовладельцев, грабили и отбирали тачки. Все на них и списали.

— При чем тут сбежавшие пациенты, у них же не было машины?

— Да, думаю, никто особо не заморачивался — так удобно, особенно с учетом того, что покойники никому нужны не были!

— А почему решили, что это именно они — экспертизу проводили?

— Бог с вами, какая экспертиза! — отмахнулся Бурленко. — Они были одеты в больничную одежду с клеймом заведения. Их доставили по месту жительства, то бишь к Воронцу, а он скоренько их кремировал по причине отсутствия родственников!

— А как же вы такое допустили?

— Так трупы нашли уже после того, как я на пенсию вышел, — как снег сошел, так они и нарисовались. Мне бывший коллега позвонил — думал, мне спокойнее станет, если я узнаю, куда пропали эти трое. А я, наоборот, еще больше заинтригован!