Когда Такер уходит на кухню, чтобы принести мне напиток, Ава Петерс хватает меня за руку.

— Давно вы с Такером встречаетесь? — спрашивает она с хитрой улыбкой.

— Мы просто друзья, — отвечаю я, заикаясь.

— О… — она слегка хмурится. — Прости, я думала…

— Что ты думала? — спрашивает Такер, неожиданно появляясь рядом со мной с красными пластиковыми стаканчиками в обеих руках.

— Думала, что вы двое — пара, — отвечает Ава.

— Мы просто друзья, — говорит он, а затем бросает на меня быстрый взгляд и протягивает один из стаканчиков.

— Что это?

— Ром и кола. Надеюсь, тебе нравится кокосовый ром.

Я никогда не пробовала ром. И текилу, и водку, и виски, и ничего кроме крошечного глоточка вина на званных обедах время от времени. Моя мама жила во времена сухого закона[65]. Но сейчас она в тысяче миль отсюда, вероятно, спит в своем номере в отеле «Маунтин-Вью», совершенно не подозревая, что ее дочь находится на вечеринке и уже в двух шагах от того, чтобы попробовать свой первый спиртной напиток.

Но то о чем она не узнает, не повредит ей. Ваше здоровье!

Я делаю глоток из стакана. И не чувствую ни малейшего привкуса кокоса или алкоголя. На вкус это старая добрая «Кока-кола».

— Очень вкусно, спасибо, — говорю я.

— Хорошая вечеринка, Ава, — говорит Такер.

— Спасибо, — отвечает она безмятежно. — Я рада, что ты здесь. Ты тоже, Клара. Здорово, наконец-то, познакомиться с тобой.

— Да, — отвечаю я. — Здорово, когда тебя знают.

Такер настолько отличается от Кристиана, размышляю я по пути домой. Он популярен, но совсем в другом смысле, не потому что богат (что уж точно не про него, не смотря на все его подработки, у него даже нет мобильного телефона) и не из-за привлекательной внешности (что, безусловно, про него, хотя его внешность больше сексуально-грубоватая, в то время как у Кристиана — сексуально-задумчивая). Кристиан популярен потому, как всегда говорит Венди, что он нечто вроде божества. Красивый, совершенный и немного отстраненный. Созданный для поклонения. Такер же популярен, потому что у него есть свои способы заставить людей чувствовать себя лучше.

— О чем ты думаешь? — спрашивает он, потому что я ничего не говорю уже какое-то время.

— Ты не такой, как я думала раньше.

Он продолжает смотреть на дорогу, но на его худой щеке появляется ямочка. — И что ты обо мне думала?

— Что ты грубая деревенщина.

— Господи, я что много грубил? — говорит он, смеясь.

— Будто сам не знаешь. Ты хотел, чтобы я так о тебе думала.

Он не отвечает. Я думаю, не сказала ли лишнего. Я никогда не могу держать язык за зубами в его присутствии.

— Ты тоже не такая, как я о тебе думал, — говорит он.

— Ты думал, что я испорченная девица из Калифорнии.

— Я до сих пор думаю, что ты испорченная девица из Калифорнии. — Я бью его в плечо. — Ай! Вот видишь?

— И какая я? — спрашиваю я, стараясь не показать своей нервозности. Это потрясающе, как неожиданно много для меня значит то, что он обо мне думает. Я смотрю в окно, выставив руку наружу, пока мы проезжаем мимо деревьев возле моего дома. Прикосновение воздуха летней ночи к моему лицу теплое и шелковистое. Полная луна над моей головой проливает на лес мечтательный свет. Слышен треск сверчков. Прохладный, напоенный ароматами сосны ветерок колышет листья деревьев. Идеальная ночь.

— Ну давай, почему я не такая? — снова спрашиваю я Такера.

— Это сложно объяснить, — он потирает шею. — В тебе гораздо больше, чем видно на первый взгляд.

— Хм-м. Как загадочно, — сказала я, отчаянно стараясь сохранить легкость в голосе.

— Да уж, ты как айсберг.

— Ха, спасибо. Думаю, проблема в том, что ты постоянно недооцениваешь меня.

Мы подъезжаем к моему дому, который кажется темным и пустым, и мне хочется остаться в машине. Я не готова к тому, что эта ночь закончится.

— Неа, — отвечает он. Он паркует машину и, поворачиваясь ко мне, смотрит на меня мрачным взглядом. — Я не удивлюсь, даже если окажется, что ты можешь долететь до луны.

Я судорожно вдыхаю.

— Не хочешь пособирать со мной завтра чернику? — спрашивает он.

— Чернику?

— Ее продают в городе по пятьдесят баксов за галлон[66]. Я знаю место, где растет, наверное, сотня кустов. Я был там пару раз за лето. Еще не сезон, но некоторые ягоды уже должны были поспеть, потому что лето было жарким. Это хорошие деньги.

— Хорошо, — отвечаю я, удивляя саму себя. — Я иду.

Он выпрыгивает из машины и обходит ее, чтобы открыть для меня дверцу. Затем протягивает руку и помогает мне выбраться из грузовика.

— Спасибо, — бормочу я.

— Спокойной ночи, Морковка.

— Спокойной, Так.

Он прислоняется к машине и ждет, пока я зайду в дом. Я щелкаю выключателем светильника на крыльце и наблюдаю за ним из невидимого снаружи уголка гостиной, пока проржавевший фургон не скрывается среди деревьев. Затем я бегу наверх, в мою спальню и наблюдаю за светом фар, пока он медленно движется вниз по нашей дороге к основной магистрали.

Я смотрю на себя в большое зеркало на двери моего шкафа. Девушку, смотрящую на меня оттуда, швыряла из стороны в сторону река, и ее волосы, высохнув, завились в свободно ниспадающие вокруг лица волны. Она начинает загорать, хотя потомки ангелов не сгорают на солнце и заработать загар им не так просто. И завтра она окажется на склоне горы, охотясь за черникой с настоящим ковбоем родео.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я девушку в зеркале. Она не отвечает. Она смотрит на меня яркими глазами, словно знает что-то, неведомое мне.

Я полностью оторвалась от окружающего мира. Анжела постоянно шлет мне е-мейлы, рассказывает о Риме и говорит, используя свой вариант секретного кода, что нашла потрясающий материал про ангелов. Она пишет об этом примерно так: «Сейчас на улице темно, но я скоро зажгу свет», что должно означать, что она нашла хорошую информацию о Черном Крыле. Когда она пишет «Здесь так жарко, что мне постоянно приходится менять одежду», то я понимаю, что она тренируется менять форму крыльев. Она не рассказывает многого. Ничего о таинственном возлюбленном из Италии, но ее письма лучатся счастьем. Словно она очень хорошо проводит время.