Если Бэкс точен в передаче слов Кроули, то, вероятно, последний здесь оговорился: должно быть, он хотел сказать «рассвет», а не «закат», поскольку верил, что его религия (подобно христианству) будет существовать два тысячелетия. С другой стороны, Бэкса могла подвести память: едва ли в то время Кроули уже использовал термин «кроулианство», и «Книга Закона» ещё не оказала на него своего решающего влияния. Хотя как посмотреть…

Весной 1905 года супруги Кроули вернулись в Великобританию и навестили родителей Роуз, которые жили в Бурнемуте. У Роуз была ложная беременность, она пошла к врачу, подпольно делавшему аборты, и он дал ей сильную дозу ржаной спорыньи, провоцирующей выкидыши, но ничего, разумеется, не произошло. Тогда врач удвоил дозу. Когда в результате этого у неё начался острый токсикоз, Кроули срочно увёз её в Лондон, где она находилась под присмотром Ботта и Бека.

Когда волнения остались позади, Кроули и Роуз вернулись домой в Болескин и продолжили в том же духе, в каком закончили прошлой осенью. К ним начали приезжать гости — Джеральд Келли, мать Роуз, Айвор Бек, Оскар Экенштайн, атакже «известный мазохист по имени полковник Гормли (который всегда был и навсегда остался мёртвым человеком)»; Кроули всегда считал его непереносимо скучным и лишённым чувства юмора. Гормли, в прошлом военный врач, служивший и на Дальнем Востоке, и в Южной Африке и утверждавший, что ему довелось быть избитым более чем двумя тысячами женщин, был знаком с Роуз ещё до её первого брака. С тех самых пор он преследовал её.

Этот период биографии Кроули с наибольшим правом можно назвать нормальной семейной жизнью. Он писал стихи, занимался издательской деятельностью, совершал горные восхождения, ловил рыбу и играл роль отца семейства. Всё было прекрасно. Вино для его дома покупалось у лучших виноторговцев Лондона и Эдинбурга, одежда его была сшита лучшими лондонскими портными. Он был признанным поэтом (благодаря Честертону) и магом. Перед ним открывалось многообещающее будущее.

Вместе со своими гостями Кроули устраивал множество проделок и шуток. На поле, располагавшемся ниже Болескина, он установил табличку, на которой было написано: «Это дорога к обиталищу Кулумулумавлока (не кусается)». Вероятно, какое-то животное (которое не удавалось выследить) досаждало жителям окрестностей Фой-ерса, где и без того ходила старая легенда о лох-несском чудовище. Кроули утверждал, что владелец гостиницы в Фойерсе впоследствии пытался выследить и застрелить это животное. Кроме того, Кроули установил таблички, гласившие: «Остерегайтесь ихтиозавра» и «Сегодня день выгула динотериев». В глазах простодушных, искренне верующих местных жителей такое поведение казалось одновременно странным и опасным, и мнение это подкреплялось ещё одной шуткой, которую Кроули сыграл над ними при помощи нескольких своих гостей. Где бы он ни оказывался во время своих заграничных путешествий, Кроули всюду покупал шкуры экзотических животных, чтобы разбрасывать их в окрестностях Болескина. Однажды в воскресенье, завернувшись в такие шкуры, Кроули и его друзья притаились в кустах у дороги, ведущей в церковь Фойерса. Когда богобоязненные местные жители приблизились, Кроули и компания выскочили на них, и те в страхе за свою жизнь обратились в бегство. Нечего и говорить, что подобные выходки отнюдь не располагали к нему местных жителей и способствовали только ухудшению его репутации в окрестностях Болескина.

Но вероятно, самую смешную шутку Кроули сыграл над одним из своих гостей. 27 апреля к нему приехал Гийярмо. Он очень хотел выследить оленя и настрелять шотландских куропаток, однако не учёл, что охотничий сезон уже закрылся. Кроули увидел в этом повод для шалости. Когда Гийярмо абсолютно невинно спросил, что такое хаггис (шотландское блюдо, представляющее собой телячий рубец с потрохами и приправой), Кроули ответил, что это редкий вид свирепой дикой овцы, когда-то одомашненной, но снова одичавшей после восстания 1745 года12 и считающейся очень опасной. Затем Кроули купил у местного фермера старого барана и поместил его на Гленн-Лиат, снабдив достаточным количеством пищи. Двумя днями позже Кроули подговорил своего слугу Хью Гиллиса вбежать в бильярдную с сообщением, что он видел хаггис на холме над Болескином.

Бросившись к шкафу с оружием, Кроули вооружил Гийярмо ружьём десятого калибра, заряженным стальными пулями, а сам взял двуствольный «Экспресс». Любого из этих видов оружия было достаточно, чтобы уложить слона. После этого Гиллис, Роуз, Айвор Бек и Кроули проводили Гийярмо на охоту. Сначала охотники осторожно прокрались через итальянский сад, который Кроули разбил около Болескина, затем обогнули теннисный корт и вброд перешли пруд. Это нужно, как пояснил Кроули, для того, чтобы смыть все запахи. Объяснение звучало неубедительно, потому что в это время шёл дождь, но Гийярмо вполне им удовлетворился. После трудного восхождения по склону горы, располагавшейся за Болескином, они наконец достигли долины, где ползком передвигались от укрытия к укрытию, пока Гиллис не «нашёл» хаггис. Животное находилось не более чем в пятидесяти ярдах от них. Гийярмо поднял своё ружьё и нажал на оба курка. Пули разнесли на куски всю заднюю часть бараньей туши. На следующий день «хаг-гис» приготовили и подали к столу. Гийярмо послал свой охотничий трофей, баранью голову, таксидермисту, чтобы тот сделал из неё чучело.

Была, однако, и более серьёзная причина для визита Гийярмо в Болескин. Они с Кроули строили планы новой экспедиции в Гималаи. Целью экспедиции должна была стать Канченджанга, третья по высоте вершина мира.

Когда планы нового восхождения приобрели достаточно чёткие очертания, Кроули обратился к Гаю Ноулзу и Оскару Экенштайну с предложением присоединиться к нему в экспедиции на Канченджангу, но те отказались. Ноулз решил, что с него хватит и одной экспедиции в компании с Кроули, а Экенштайн был не расположен играть роль лидера при Кроули и сказал Келли, что, посомневавшись, рассудил, что риск слишком велик. Кроули, по его мнению, был слишком большим индивидуалистом. Экенштайн также не мог допустить участия в чём-либо совместно с Гийярмо, которого он не любил и считал слишком неопытным для такого восхождения альпинистом, советуя Кроули с ним не связываться.

Восхождение на Канченджангу представляло собой достаточно сложную задачу. Эта гора высотой в 28 208 футов была лишь на 42 фута ниже, чем К2, и располагалась на границе Сиккима и Непала. Она имела пять вершин, её уже исследовали, но ни одной серьёзной попытки покорить её предпринято пока не было. В 1883 году альпинист У.-У. Грэхем совершал восхождения в окрестностях этой горы, а в 1899 году экспедиция под предводительством Дугласа Фрешфилда и Витторио Селлы произвела на ней некоторые замеры и сфотографировала её. Один из участников этой экспедиции, картограф профессор Э. Гарвуд, постарался, насколько было возможно, составить карту горы. До того времени, помимо названных, мало кто из европейцев когда-либо видел эту гору.

По мере того как Кроули утверждался в своих намерениях, он начал изучать фотографии Селлы и карты Гарвуда. Первые представляли собой захватывающее зрелище. Последние же — как вынужден был признать Кроули — оказались очень неточными, хотя пользующийся международной известностью альпинист Ф.-С. Смит, предпринявший попытку восхождения на эту же гору в 1930 году, придерживался другого мнения и считал эти карты невероятно точными, учитывая те трудности, с которыми не мог не сталкиваться Гарвуд, составляя их. Как бы то ни было, когда много лет спустя Кроули корректировал некоторые оценки, данные им в автобиографии, он, вероятно, поразмыслив, смягчил свою критику и заменил часть предложения «Всё, что я могу сказать о карте профессора Гарвуда, это то, что она ошибочна во многих важных местах» на «в некоторых важных местах». Однако этот вариант его отзыва о карте так никогда и не был напечатан.