И еще: парадом по-прежнему командует Толя, но ему распоряжения отдает уже Миша, запомнившийся мне как самый никакой из команды. Тусклый, пришибленный какой-то, нелепый на фоне других хватких ребят, как «Малая земля» в постановке Виктюка. Редко открывал рот, а если и говорил что-то, то шепотом. Он и сейчас, кстати, обходится без командного рыка, а его приказы больше напоминают просьбы. И тем не менее строго исполняются. Такая вот незатейливая кадровая рокировочка. Или, что вероятнее, просто пришло время выйти из тени серому кардиналу. Что он и сделал.

– Не ошибаетесь, – кивнул я, – из них.

– Значит, с гибкостью у вас полный порядок?

– С чего бы? – удивился я – Так себе гибкость, бывает много лучше.

– Как это? – разволновался Миша. – Хотите сказать, что не можете сесть на шпагат или… – попытался, не вставая, сложиться пополам. Получилось не так чтобы здорово. Помешало отсутствие практики и наметившееся пузцо.

– А, вы об этом? – Я отставил в сторонку недопитую чашку остывшего мерзкого кофе. – Я-то имел в виду гибкость в масштабе цирка. А так – вполне.

– Уф, – Миша сделал вид, что вытирает пот со лба. – Так и до инфаркта недолго. Значит, сложиться, если надо, вы сможете.

– Но не в восемь раз, – поспешил уточнить я. А то мало ли какой «каучук» они там понапридумывали. – Где, кстати, предстоит находиться в таком виде и как долго?

– Сейчас все объясню. – Михаил раскрыл ноутбук и придвинулся поближе.

И действительно, объяснил. Если не все, то многое и даже слишком. Услышанное наводило на мысли.

– Вопросы?

– Если я правильно понял, – откашлялся я, – нам с Геной предстоит работать в связке.

– Совершенно верно, – подтвердил новый шеф Миша. – Только вы будете находиться внутри здания, а он где-то в полукилометре, может, даже ближе. – И ответил на следующий вопрос, не заданный: – Отрабатывать взаимодействие будете завтра с утра.

– Понятно.

– Кажется, мы должны прояснить еще кое-что, – прищурился он. – По-моему, вы не поверили, что по окончании акции вам с напарником выплатят гонорар. – И усмехнулся: – Не миллионы, конечно, но вполне приличную сумму и…

– И отпустят на все четыре стороны света, – ехидно заметил я. – А еще платочком вслед помашут.

– Насчет платочка инструкций не имею, – поднял бровь тот. – Касательно же всего остального… Что вас не устраивает, Анатолий?

– Абсолютно все устраивает, – постепенно закипая, отозвался я, – кроме того, что меня здесь держат за последнего инвалида головного мозга. Да кто, блин, и когда оставлял в живых свидетелей?! А если они вдруг рот раскроют?

– Никто, – согласился он. – Свидетелей действительно принято… – замялся слегка. – Ну, вы поняли. Только вы, Анатолий, и ваш друг – не свидетели. Вы – наши сообщники по этому делу и по другим, если вдруг случатся. Так что молчать вы будете, уверен, как рыба омуль в бочке. Согласны?

– Кто бы спорил, – пробурчал я. Налил в пластиковый стакан из пластиковой же бутылки минеральной воды без газа, зато с чудным привкусом хлорки и залпом выпил.

– Вот и здорово, – улыбнулся Миша. – Сейчас вас отведут к себе в комнату. Постарайтесь отдохнуть. – Повернулся к Толе: – Пригласите, пожалуйста, нашего гения и проводите этого молодого человека.

– Пойдем. – Разжалованный из командиров в конвоиры тезка приобнял меня за хрупкое плечико. И мы пошли оба-двое.

– Вот, оно, значит, как, – задумчиво молвил я перед тем, как захлопнулась дверь камеры, простите, апартаментов три на четыре метра с узкой кроваткой и карманным телевизором размером с пепельницу на тумбочке. – Однако.

– Это ты точно заметил, – не шибко бодро отозвался Толя. А улыбка у него вообще вышла, как предсмертная гримаса у персонажа из фильма ужасов. Того, которого с аппетитом поедали зомби. – Именно так, – он начал было игриво подмигивать, но передумал.

Я улегся на кровать, придвинул поближе табуретку с пепельницей. Закурил, но тут же загасил сигарету. Уж слишком горько было во рту. То ли после кофе из натуральных желудей с оптового рынка, то ли от жизни этой сладкой.

Все изменилось, и парадом теперь командует тихий мужичок Миша. Он же и операцию будет завершать, в смысле, скомандует «Огонь!».

Генка жив и здоров, что радует. Но что-то уж слишком размордел за эти несколько дней, даже на таком элитарном харче. А это означает, что школьный друг сильно бренчит нервами. Каждый из нас по-своему переносит стрессовые ситуации: один машет без разбора кулаками, другой грызет мебель, у подъезда третьего круглосуточно дежурит «Скорая». А Генка ест, точнее, жрет, причем качество еды при этом не имеет особого значения. Главное – количество.

Отсюда вывод, простой, как идея о всеобщем равенстве, и печальный, как перспектива сделать карьеру в шоу-бизнесе для упертого натурала. Полный тупой тупик. А если подробней, то правила резко поменялись, и если, дав себя как последнего лоха прихватить, я собирался разыграть здесь элегантную партейку в шашки Чапаева, то теперь мне предстоит матч по водному поло. Не в одиночку, конечно, но и не полной командой. То есть всего-то вдвоем. С половиной. Если считать вместе с Генкой, который больше чем на половину боевой единицы, не тянет.

Четверг – самый никакой день недели. Одно слово – рыбный. Но порой и он становится интересным. Тем хотя бы, что предшествует чему-то крайне интересному. Тому, что произойдет очень скоро. Буквально завтра.

* * *

Все большие и малые праздники Алан, как и положено настоящему восточному мужчине, обязательно встречал в кругу семьи. И конечно же, свое грядущее пятидесятилетие тоже собирался отметить обязательно среди родных, близких и тех, кто порой роднее близких и ближе родни, причем непременно в собственном, недавно отстроенном загородном доме на Новой Риге. Под лично им изготовленный шашлычок, осетинские пироги и прочие национальные вкусняшки вроде фуа-гра, устриц и омаров с кальмарами. Широко и громко, так, чтобы издали слышно было, какой серьезный человек гуляет.

А как каждый успешный российский предприниматель, господин Сырхоев А. Г., председатель правления «… Банка», конечно же, считал просто необходимым накануне собственного юбилея смотаться на пару-тройку дней в Париж и изобразить там далеко не последнее в жизни танго́ в компании прелестной совершеннолетней девчушки, лет на шесть всего-то моложе собственной младшей дочери.

Таких юных и красивых сейчас в любом российском городе, что вшей на бомже с трех вокзалов. Актрисульки из не дошедших до экрана фильмов, журналисточки из никому не известных глянцевых изданий, модельки, состоящие в штате не существующих в природе агентств. Все, как одна, молоды, свежи, приятно загорелы и чем-то неуловимо похожи друг на дружку. Без лишних пядей во лбу, естественно, зато много о себе не воображают, как правило, веселы, ласковы, а еще приятно изобретательны и мастеровиты в койке. И что важно, ни в коем случае не проститутки. Потому хотя бы, что аренда их нежных тел куда дороже, нежели тушек не обремененных лишними понтами тружениц постельного фронта, скромных рядовых и сержантов любви.