— Это письмо входит во все сборники ваших писем, а выражение сделалось крылатым.

— Как? Кто-то посмел без разрешения издать мои письма?

— Что здесь такого, письма классиков входят во все их полные собрания сочинений.

— Вы имеете в виду издание Маркса? — еще больше удивился он.

— Нет, это издание я не читал. У меня другое… более позднее.

— Так вы, что, посланец из будущего?! — догадался Антон Павлович, разом начиная терять ко мне интерес, — С какой, простите, планеты?

— Я не посланец, а простой путешественник по времени, причем даже не сумасшедший. А вот относительно будущего вы правы. Я действительно из будущего. Потому и знаю, что вы сейчас в Москве, и где живете. Долго не решался познакомиться с вами, сегодня решил рискнуть…

— Из какой же вы эпохи? — внимательно наблюдая за моими глазами, спросил он.

— Из следующего века, между нашими временами чуть больше ста лет.

— Понятно, и как там, в вашем времени? Что новенького?

Мне стало понятно, что разговор переходит в плоскость общения врача с пациентом.

— Если я скажу, что вы только что написали черновой вариант «Трех сестер» — это вас убедит?

— Действительно, написал. Но об этом вы могли узнать в «Художественном Общедоступном» театра. Я говорил об этом с труппой.

— О вашем романе с Ольгой Леонардовной труппа тоже знает?

Чехов очень мило смутился и скрылся за улыбкой.

— Я не делаю из этого тайны.

— Хотите, я расскажу, как случилось, что я заинтересовался не только вашим творчеством, но и вами? — напрямую спросил я.

— Пожалуй, если не очень долго, вы видели, меня вдут гости.

— Да, конечно, гости… Извините, что так вас задержал. Пожалуй, я действительно пойду.

Было заметно, что Чехову сделалось неловко. Он даже слегка покраснел.

— Простите, голубчик, я вас не гоню. Рассказывайте, это действительно интересно.

— Я как-то попал в ваш музей в Мелихове.

— У меня там есть музей? — перебил меня Чехов. — Я же продал Мелихово.

— У вас несколько музеев. Я был в трех: в Мелихово, на Садово-Кудринской в Москве, где вы снимали квартиру, в Ялте в вашем теперешнем доме и, думаю, есть еще в Таганроге и, возможно, Южно-Сахалинске, но я там не был.

— Зачем же мне столько музеев? — усмехнулся писатель. — У вас что, больше некого поминать?

— Почему же, думаю, у Пушкина памятных мест больше, чем у вас.

— Ну, хоть этим вы меня утешили. А то я испугался, что только одного меня потомки и почитают.

— Так вот, в Мелихово я спросил у одной из смотрительниц, кем вам приходится Михаил Чехов.

— Это мой младший брат.

— Я спрашивал о другом Михаиле, выдающемся режиссере.

— Что, был и такой?

— Да, ваш племянник, сын Александра Павловича

— Маленький Миша? Он стал режиссером?

— Да, но он жил в эмиграции, и у нас в стране мало известен. Эта смотрительница мне сказала, что он «не настоящий Чехов», а ваш дальний родственник. Потом я попросил показать фотографию Авиловой, в этом музее очень много фотографий.

— Вы знаете о Лидии Николаевне?

— Знаю, она написала чудесную книгу о ваших отношениях. По-моему, лучше всех из ваших знакомых. Потрясающая женщина!

Мне показалось, что обсуждать свою личную жизнь Чехов категорически не хочет. Во всяком случае, он ничего больше не спросил об Авиловой и сменил тему разговора:

— Так обо мне многие писали?

— Естественно, вы же классик! Большинство из тех ваших знакомых, кто умел писать и хоть немного вас знал.

— Интересно. Я бы с удовольствием почитал. Ругают, поди?

— Кто же великих писателей ругает? Скорее примазываются. Я и Чехов, я и Толстой, я и вселенная.

— Да, — задумчиво сказал Антон Павлович, — коли многие напишут, значит, многие меня пережили. Вы ведь не скажете, когда я умру?

— Конечно, не скажу. Да и зачем это вам?

— Пожалуй, этого действительно человеку знать не нужно. Извините, я вас перебил, вы остановились на Мелихово.

— Да. После музея я решил проверить музейных работников, взялся читать ваши письма и по ним в вас влюбился.

— Так-таки и влюбились! — рассмеялся он. — И что же вам так понравилось?

Я задумался, не зная, как сформулировать мое к нему отношение.

— Скорее всего, то, что во многом думаю так же, как вы. Тот же самый вариант: «Я и Чехов». А из переписки мне больше всего понравились ваши письма Суворину.

— Да, с Алексеем Сергеевичем мы долго были близки по духу. Потом это куда-то ушло.

— Ну, сколько я смог разобраться, не по вашей вине.

— Пожалуй, — грустно сказал Чехов и задумался. — Знаете, Алексей Григорьевич, приятно встретить человека, который младше тебя на сто лет и столько знает о твоих самых интимных делах. — Судя по выражению лица, этого-то очень приятно ему не было. Тем более что он тут же добавил. — Печально все это.

— Не скажите, — возразил я, — многие люди, как о великой удаче мечтают, чтобы окружающие, тем более потомки, покопались в их белье. У вас в этом отношении все в порядке. Не в белье, конечно, а в репутации. К тому же Мария Павловна тщательно поработала над вашим образом. Та же Авилова вернула ей все ваши письма и под ее нажимом созналась, что подробности ваших отношений придумала. Правда, Бунин этому признанию не поверил. Написал, что Лидия Николаевна потрясающий и честнейший человек. Мне тоже так кажется.

— Она замужем, а я болен, — прямо-таки по-чеховски, кратко и емко, сказал Антон Павлович. — Ну, а Маша у нас известный блюститель морали. Всегда хотела быть святее папы Римского.

Я не нашелся, что сказать, чтобы не встрять в их семейные дела. Спросить, как ни хотелось, что у него на самом деле было с Авиловой, не решился. В общении с этим человеком, при всей его мягкости, не получалось быть фамильярным.

— Значит, меня не забыли? — спросил он. — Не думал.

— Отнюдь, — горячо возразил я, — слава ваша со временем только растет! — Фраза получилась вычурная и напыщенная, я в очередной раз смутился. — Честно говоря, и сам не пойму, почему. За сто лет жизнь на земле переменилась, теперь на тот же Сахалин по воздуху на аэроплане можно добраться за восемь часов. Поменялись культурные ценности и приоритеты. У нас было много прекрасных писателей, которые не меньше вашего смеялись над человеческими пороками. Так что о тайне вашей популярности вопрос не ко мне. Кстати, я как-то слышал, что вы необыкновенно популярны в Китае.

— Где? — удивился Чехов, потом негромко рассмеялся. — Почему именно в Китае?