собственной нервной системе, когда агентам, взявшим его в разработку, показалось что сотрудничает маэстро без должного энтузиазма. Несколько часов мрачных мелодий, которыми он принудительно "наслаждался" в тюрьме “Кричащая Тишина”, подавили его волю и заставили работать на совесть, раскрыв властям все тонкости своего открытия. Если бы он мог представить, как на самом деле распорядятся его изобретением власти, то скорее всего предпочёл бы просто родиться глухим.

Только в страшном сне музыка, созданная квантовой нейронной сетью, могла побуждать сектантов приносить в жертву клонированных индивидуумов или толкать молодых людей к совершению террористических актов замаскированных под самопожертвование во славу державных поллюций отчизны.

Теперь уродливый завод Ритм казался страшнее гетто-предприятия по синтезу искусственных драгоценных металлов или биохимического завода по производству человеческих органов. Ленц чувствовал что скоро сойдёт с ума, слыша погребальную музыку у себя в голове, которая звучала как призыв к путешествию в братские могилы. От нее не было спасение даже во сне.

Величайшее открытие сделанное им в конце жизни явилось величайшей бедой для жителей страны в которой ему посчастливилось родиться. Бедой вечной, как сама музыка.

IV

Дверь в камеру резко отворилась. Двое охранников вбежали, не дав Элис опомниться. Ей надели на голову мешок и поволокли к выходу с подчёркнутой жестокостью.

Пройдя по нескольким длинным коридорам и просчитав количество ступенек на лестницах, Элис легко поняла, что её ведут в медицинский центр. Голову закрыли для устрашения. Послушался скрип уже знакомой двери, её втолкнули в кабинет и грубо сорвали мешок. Пыточная медицинская камера больно ослепила глаза яркими люминесцентными лампами.

Доктор смотрел на Элис прозрачным равнодушным взглядом, она вызывала у него чисто профессиональные эмоции без тени какого-либо участия. Элис хорошо знала, — любая апелляция к человеческим чувствам, в стенах Теремов не могла вызвать ничего, кроме искреннего недоумения. Она не понимала только почему до сих пор находится в кабинете врача, а не в пыточном подземелье.

Окажись она под пытками, была бы видна логическая развязка; тогда тревога неопределённости сменилась бы скорбным принятием собственной участи.

— Я же сказал, что буду ждать Вас в медицинском центре, — сухо сказал Доктор. — Имею честь выполнять свои обещания.

Элис не сразу сообразила что ответить, но хорошо понимала, что имеет дело с конченным циником. Она решила вести разговор максимально рационально.

— Скажите, — Элис осеклась, не зная как называть этого человека.

Доктор приподнял уголки губ, изображая улыбку утопленника, отчего стал ещё более омерзительным:

— Доктор, милая. Называйте меня Доктором.

— Вы Доктор медицины? — Элис попыталась внести в свой тон уважительные ноты, в надежде хоть как-то умиротворить профессионального живодёра.

— Спасибо за вопрос, Элис, — теперь доктор улыбнулся уже по настоящему. — Докторская степень в области медицины и философии. Настоящие исследования мозговой деятельности человека, или даже клона, невозможны без глубоких знаний философии. Неграмотным профессорам из Института Нейронного Клонирования этого не обьяснить. Но вам, — Доктор опять скривил рот, — Вам, Элис, это скоро станет понятно.

От последнего замечания у Элис прошёл легкий холодок по нижней части спины.

— Вам даже не надо пытать меня, — сказала она, стараясь говорить ровно, неумело скрывая животный страх, который уже добирался до горла. — Вы можете просто залечить мне здоровый зуб без наркоза и я сама расскажу Вам все, в чём не участвовала, от нестерпимой боли. Вы сами прекрасно знаете, современный человек не в силах противостоять пыткам, тем более слабая женщина.

— Неужели? — цинично перебил Элис доктор, легко пустив пять сигарных колец, так что они проникали друг в друга и рассеивались прямо перед ее носом. — Во первых, я так не уверен в вашем постулате о физических муках. — Я читал, что вам, революционерам, делают маленькую операцию на мозжечковой миндалине, перед тем как послать на очередное задание.

— И вы, доктор с двумя степенями, верите в эту чушь, — усмехнулась Элис. — Кто мне сделает такую операцию? Знахарь из рабочего района? Вы часто бываете за стенами Красного Дворца, доктор? Медицина существует только в стенах ваших Теремов. За ними вам не смогут удалить даже ноготь вросший в палец, а скорее запишут в очередь на пересадку всей ступни. Да хоть в очередь на трансплантацию головы. Вы сами знаете, что все это фикция и кому в действительности пересаживают органы вплоть до детородного.

— Я не объясняю Вашу глупую храбрость одними медицинскими причинами, — равнодушно продолжил Доктор. Да и не надо делать из нас Святую Инквизицию. Это бы меня лично оскорбило. — Мы намного профессиональнее, если Вы понимаете что я имею в виду. Физическая боль закалит Вас, если не убьёт. Ни одно ни другое не соответствует нашим целям. Смертная казнь запрещена в Братстве, делать из Вас мученицу никто не собирается.

Доктор стал говорить медленнее, его тон стал более мягким:

— Вы сами, кротко, но с достоинством, расскажите правду всему миру, о Вас, вашей террористической организации, о её целях и задачах. Нашу, правду, разумеется, но если будите слишком упорствовать и решите проявить стойкость, сами в эту правду поверите. Правду о том, что единственная цель членов вашего Штаба Сопротивления, — борьба за личные блага, лидерство и устранение конкурентов. Признаетесь, что члены Вашей организации взорвали город на стыке геттополисов, устроили аварию на кварк-глюонном заводе и отравили детей кокаином, цинично заправив его в мат-рюшки. И будите говорить так что поверите в это сами. Под камеры стран Нектарии и Северо-Балистического Пасьянса. Вам не будут верить, но вы убедите их, так как сами уверуете в эту страшную правду.

Элис, наконец-то, доходчиво объяснили её дальнейшую судьбу. Не просто предать своего отца и весь Штаб Сопротивления, — лично опорочить революционеров, извратив цели организации перед всем цивилизованным миром. Сделать это искренне, демонстративно обозначив полный переход на сторону Спецслужб Братства.

— Вы не похожи на романтика, доктор — сказала Элис. — Нет, Вы, конечно, выбьете из меня под пытками всё что угодно. — Но, неужели Вы думаете, что я сяду с вами за один стол переговоров и, под вспышки телекамер, опорочу последних настоящих людей на этой проклятой территории, в которых еще живет человеческое достоинство? — Вы, не допускаете, что я, например, брошусь в зал, возьму, Вас в заложники или что-то в этом роде?

— Вы этого не сделаете, Элис — брезгливо вздохнул доктор. — Абсолютно исключено.

Элис почувствовала, глядя на этого спокойного, умного и уверенного подлеца, что именно он сможет дать ей ответ на давно мучащий вопрос:

— Скажите, доктор, как вы сами себе объясняете ваши, так сказать, цели. Каковы они вообще? Как оправдываете себя перед своими детьми, перед самим собой, наконец? Я не понимаю, но хочу понять. Очень