class="p1">Мера вычурно вскинула руки, словно посыпала голову пеплом, затем продолжила:

— Я совершила ошибку, исправить которую оказалось уже невозможно, — бросила любимого человека и улетела в Терема с этим ублюдком. Золотая лихорадка сводила меня с ума. Это было похоже на психическое заболевание. Он подарил мне гору, самую высокую в агонии и назвал моим именем. Но и этого оказалось мало, я захотела, чтобы на горе высекли моё лицо и получило своё.

Элис внезапно осенило. Она вспомнила, что приняла за галлюцинацию молодое лицо девушки на золотой горе, во время прямой трансляции по испытанию квантового оружия в Судьбоносный День Победы. Более того, гора, выбранная в качестве цели для поражения, называлась Мера!

— Как это возможно? — взмолилась Элис. — Мне казалось, что цель для ракетного удара выбрали случайно.

Мера посмотрела на неё с сожалением:

— В этой стране случайно можно получить только абсолютную власть, всё остальное здесь происходит с холодным расчётом. Скоро я пришла в себя от золотой лихорадки, — душа испарилась из тела, как просроченные духи, сердце превратилась в дешёвую бутафорскую побрякушку. Ложиться в постель с грузным старым ублюдком было всё равно, что спать в выгребной яме. Единственное что хотелось — это улететь обратно, в вонь и нищету родной "хлопушки". Последней каплей стал "Золотой Фонтан Афродиты". Я видела как цинично издеваются над детьми, дрессируют их словно в цирке, делают инвалидами и калечат психику уже в раннем детстве. Убежать из Теремов невозможно. Я нашла единственный выход, — попасть в картель Папатриарха на добровольных началах, чтобы сопровождать детей из геттополисов, оказывая первую психологическую помощь. Остальное ты видела своими глазами. Когда произошло нападение на Мифодия я уличила нужный момент и сбежала из святонебохода. Мой "эффективный менеджер" пришёл в бешенство. Он не просто хотел вернуть меня и посадить в "Кричащую Тишину", возникла маниакальная идея разрушить золотую гору, чтобы навсегда забыть моё лицо. Пол года он лоббировал цель квантового удара у Шайбу и добился своего, подарив министру нападения золотую крылатую ракетю в качестве отступного. В Судьбоносный День Победы люди наблюдали месть чиновника своей бывшей любовнице! Он превратил самую высокую гору Агонии в белую дыру. Но любящее сердце на этом не успокоилась. Подонок решил разыскать меня и поручил спецзадание хмырю. Его цепные псы поймали меня и вернули в Терема. Друга убили изощрённым образом, подсунув неисправный мотоцикл. Он разбился на скорости триста километров в час, убив ещё нескольких зрителей на стадионе.

Элис вспомнила девочку с ангельским лицом, затем посмотрела на Меру:

— Человек стальным прутом, кто он?

Мера сжала пальцами виски:

— Мой отец. Когда я сбежала, он решил отстаивать мою младшую сестрёнку с оружием в руках.

Элис пододвинулась к сокамернице, обняла её и прижала к себе:

— Ты знаешь что с ним?

Мера держалась, чтобы не зарыдать:

— Его казнили средневековым способом, посадили на раскалённый прут. Это казнь называется у них "Пик Коммунизма". Мать ещё жива, но мне неизвестно что с ней.

Мера смотрела на Элис как на священника:

— Я виновата дважды. Если бы осталась в Теремах, то могла бы защитить сестрёнку.

Элис пыталась возразить, но Мера грубо остановила её:

— Думаешь благодаря тебе поймали садиста-расчленителя? Святая наивность! Раймонда взяли не потому, что он топил гуклонок в кислоте, — за это могли только поощрить. Тайные обряды с жертвоприношением "Пламенный мотор” проходят в Теремах по методичке оперативного колдовства чуть ли не каждый месяц. Беженкам из Агонии вырезают сердце и сжигают на глазах у участников церемонии. Раймонд избавлялся от тел, был "чистильщиком" тайного ордена аристо-элиты, связанного с чёрной магией. Я знаю это, потому что каждое утро подслушивала разговоры своего "эффективного менеджера". Мою маленькую сестру определили в "Фонтан Афродиты". Она принадлежала ассенизатору, но Раймонд хотел заполучить её в личное пользование. Думаю он долго домогался, она решила всё рассказать; информация стала публичной, что и привело к трагической развязке.

— Где сейчас этот ублюдок? — спросила Элис чтобы хоть как-то выразить свою солидарность.

— Сидит в отдельной камере, с ним всё будет в порядке, Реймонд подставил жену, чтобы самому выйти на свободу. Мелюзину обвиняют в покушении на Главнокомыслящшго, — попытку вставить нож ему в спину.

Элис обняла Меру и прижала к груди. Её взгляд упал на молодого человека в углу. Она вздрогнула и отскочила в сторону, — это был смертник из кафе Барро.

Мера постепенно приходила в себя:

— Не бойся, он больше не опасен. Не знаю что сделали с несчастным, но он верит, что находится в раю. У меня только одно объяснение — по сравнению с условиями жизни в его родной стране здесь действительно рай.

Элис неожиданно вспомнила о Роме:

— Одного не понимаю: рисковать жизнью, собирать цветы с минного поля, чтобы потом сдать меня в руки спецсужб. Какая в этом логика?

Мера посмотела на сокамерницу с сожалением, затем указала рукой на террориста:

— Вот твой настоящий кавалер. Чиновники используют смертников, чтобы дарить букеты любовницам, выдавая себя за безумцев, сошедших с ума от любви. Я попалась на трюк так же, как и ты. Этот несчастный мальчик выходил на смертельные вылазки уже шесть раз и до сих пор оставался цел. Я уже начинаю верить, что бесконечные молитвы охраняют его от мин.

К ним неуверенно подошёл человек, наблюдавший за шахматной партией. Он протянул Элис руку и поклонился, как настоящий аристократ:

— Гроссмейстер Крогиус.

Элис не пожала руку, она не была уверена с кем имеет дело.

— Кто эти люди, — спросила она и показала на шахматистов.

Если бы Элис, находясь на "полит-карантине”, слушала лекции чуть внимательнее, то в одном из узников "Кричащей Тишины" смогла бы различить близкого друга своего отца ещё в гостиничном номере Теремов.

— Одного из них Вы знаете, Элис, — сказал гроссмейстер. — Это Штейн, друг Вашего отца. Второй не менее великий, — композитор Ленц — создатель музыкального генератора. Это великие люди. Их разум несколько пошатнулся от пыток, но профессиональные способности не пострадали. Штейн прошёл через "шахматную пытку", — ему зажимали уши шахматной доской, били конём по голове, сажали на шахматного слона. Время пытки отмеряли шахматными часами до падения флажка. Что касается Ленца, — последнего романтика Братства терзали его же изобретением, — "нотным червём патриотизма".

II

Крогиус рассказал Элис то, что безуспешно пытались понять профессиональные шахматисты, наблюдая за всемирным триумфом хмурых гроссмейстеров Поп Державы, больше похожих на дзюдоистов.

Шахматы являлись одной из самых популярных игр в Братстве. Ход шахматной партии был, наверное, единственным процессом, который, до определённого момента, никак не контролировался государством. Блестящие гроссмейстеры традиционно делили первые места с игроками других стран