Черт, черт, черт.

Ни о чем не подозревая, Ник глотнул пива из бутылки.

– Она совсем меня замучила, – пожаловался он.

– Энни?

– Парень из службы почтовой доставки пригласил ее на свидание, и, кажется, она собирается пойти. Энни ждет, что я подпишу документы на развод.

Кен со вздохом подошел к холодильнику за пивом, но Ник взял последнюю бутылку. Если уж не везет, то во всем.

– Вы, Уайлдеры, сумасшедшие. Все вы.

– Да, уж извини. – Кен присел на кофейный столик, повернувшись к Нику, и дружески толкнул его коленом. – Послушай, здесь возможны только два варианта, и ты знаешь, о чем идет речь.

Ник кивнул, отставив пиво в сторону.

– На самом деле вариант лишь один. Другого выхода нет. – Он встал и направился к двери.

– Вот, значит, как? – проворчал Кен ему в спину. – Ты погнался за женщиной и даже не останешься, пиво не допьешь?

Ник распахнул дверь.

– У тебя два варианта, Кен, и ты понимаешь, о чем идет речь.

Да, он был чертовски прав. Выйдя следом за Ником, Кен повернул в противоположную сторону и зашагал в темноте к домику Китти. Он постучал в дверь и замер в ожидании, чувствуя, как сердце тревожно колотится в груди.

– Кто там?

– Тот, кто пришел помочь тебе сбросить напряжение.

Приоткрыв дверь, Китти высунула голову.

– А как насчет романтики?

– Ладно, скажу иначе. Я принес ответы на все вопросы Вселенной.

Китти дернула плечом, ответ явно не произвел на нее впечатления.

Все пошло совсем не так, как задумывал Кен. Он решил попробовать подойти к вопросу с другой стороны.

– Ладно, тут вот какая штука. Я никогда не был романтиком. Если честно, мне просто не было надобности.

– Потому что женщины сами вешались тебе на шею.

Да, черт возьми. Когда-то так и было, но у Кена хватило ума промолчать об этом.

– А если я скажу, что сейчас больше всего на свете хочу быть с тобой и ни с кем другим? Это считается?

Китти приоткрыла дверь чуть шире. Ее глаза цвета виски загадочно мерцали, губы, тронутые перламутровой помадой, пахли… арбузом.

Кен обожал арбузы.

– Сейчас? – Она насмешливо приподняла брови. – Звучит так, будто через минуту ты можешь передумать. Как ты выразился? Пришел помочь мне сбросить напряжение?

Он понял, что взял неверный тон.

– Извини. Я действительно… сожалею. Просто сегодня выдался бесконечно длинный день, и я ужасно устал. А еще, честно говоря, я разучился соблазнять женщин. Ты милая и красивая, ты умеешь сохранять оптимизм, даже когда вокруг все летит к чертям. Это дьявольски сексуально. Ты сама дьявольски соблазнительна. И я хочу быть с тобой.

– Что ж, это другой разговор, – прошептала Китти, широко открывая дверь. – Ты произнес заветные слова.

Кен улыбнулся с явным облегчением.

– Правда?

– Да. Слушай, я знаю, что уезжаю, и это просто развлечение, но я не хочу стать одной из множества женщин в твоей жизни. Женщин, которые приходили и уходили. Исчезали и были забыты.

– Ты не одна из них. И я тебя не забуду.

Китти отступила в сторону, пропуская Кена. Ее наряд составляли джинсы, длинный черный свитер и смешные тапочки в виде кроликов. Распущенные волосы сверкающими колечками рассыпались по плечам. Кена захлестнула волна желания, но он должен был спросить.

– Тебе нравится, что я разучился соблазнять женщин?

– Да. – Она шагнула к нему, окутав его божественным ароматом. – Наш первый раз в горах был настоящим. И опытность или пресыщенность тут ни при чем. А после, когда ты пришел ко мне в домик, рассчитывая избавиться от мыслей обо мне, это было всерьез.

Китти приникла к нему, и у него вырвался прерывистый вздох.

– Из моей затеи ничего не вышло.

– Что для тебя необычно, – улыбнулась она.

– Это точно. – Ее руки взметнулись и обвились вокруг его шеи. Ладони Кена скользнули по ее спине. Он зарылся лицом в волосы Китти, вдыхая ее запах, который всегда наполнял его душу радостью.

– Я сказала себе: что бы ни случилось здесь между нами, пусть это будет настоящим. Вот единственное, чего я хочу. – Китти посмотрела ему в глаза, как умела смотреть лишь она одна. Кен чувствовал: она видит то, что скрыто от других, самое сокровенное, доверенное лишь ей одной. – И это было настоящим, – прошептала она.

Восхитительная, соблазнительная, совершенно безумная, она завладела его душой.

– Я думал, ты хотела великого, грандиозного секса.

– О, полагаю, эту часть плана мы тоже выполнили. – Уткнувшись лицом ему в шею, Китти жадно вдохнула его запах и тихонько застонала. – Кен… – Ее жаркие губы касались его кожи, ладони скользнули ему под рубашку и… боже милостивый, ее пальцы оказались ледяными. – Может, мы займемся тем, для чего ты пришел?

Да, наверное, так и стоило поступить. Склонив голову, Кен потерся щекой о щеку Китти. Все в ней восхищало его ощущением новизны, бесшабашности и чего-то ускользающего, неуловимого. И все же в его жизни еще не было ничего более прочного и постоянного. Ее волосы окутали его нежным душистым облаком. Кен медленно закрыл глаза, вдыхая ее запах, как вдыхает пловец спасительный кислород.

– Я мечтал о тебе весь этот чертов день. Все дни, если честно. Я представлял, как обнимаю тебя, разгоряченную, влажную от пота, шепчущую мое имя.

– Пообещай мне, что в ближайшие несколько минут никто не придет излить тебе душу, – выдохнула Китти.

Несколько минут. Она думает, это все, на что он способен? Кен рассмеялся и поцеловал Китти, наслаждаясь ароматом ее волос и теплой кожи, прикосновением ее гибкого, восхитительного тела.

– Боюсь, это займет больше нескольких минут.

Стекла ее очков затуманились, и Кен снял их, потянувшись губами к ее губам. Ее рот нетерпеливо приоткрылся, но Кен не хотел спешить. Его сотрясала сладкая дрожь предвкушения. Впервые в жизни он испытывал острое удовольствие, не приближая близость, а оттягивая ее. Это походило на сумасшествие, но в этом сумасшествии заключался особый смысл.

Как и во всем, что касалось Китти.

Кен всегда держался настороженно, замкнуто, предпочитая не открываться никому. Он постоянно окружал себя непроницаемой броней.

Но Китти удалось разрушить ее. Слой за слоем она сорвала с него все наносное, оставив его беззащитным.

И все же он стоял здесь, рядом с ней, сжимая ее в объятиях и изнемогая от желания.

– Мне некуда торопиться, Китти.

Ее дыхание прервалось.

– Не думаю…