ее. Он опирался на сеть созданных на базе дореволюционной российской разведки закордонных резидентур, наиболее результативной из которых являлась берлинская, размещавшаяся при русском Красном Кресте на улице Уландштрассе, 156. Ей руководил бывший начальник контрразведки Добровольческой армии Деникина и руководитель заграничной разведывательной агентуры Врангеля, один из самых опытных агентуристов российской и белой секретных служб действительный статский советник Владимир Григорьевич Орлов. Он быстро достиг впечатляющих успехов, однако сразу же столкнулся с весьма прозаической проблемой сокращения ассигнований. Резидент попытался решить ее нестандартно, предложив своим многочисленным контактам в иностранных спецслужбах создать и финансировать “Центральное Международное бюро по регистрации и сбору материалов о лицах, прикосновенных к деятельности большевистского правительства”[69]. Как видим, Орлов предвосхитил идею начальника политической разведки Третьего рейха Вальтера Шелленберга о создании “разведывательного пула” из спецслужб различных государств. Он предлагал создать “стройный аппарат, охватывающий своей деятельностью все страны, вступившие в Международное Бюро с целью, кроме большей полноты изучения большевизма, воспрепятствовать проникновению его деятелей в эти страны и вылавливания уже проникших ранее”[70]. Но на это предложение не откликнулся никто. Ведь мало того, что Бюро требовало вложения средств, — оно еще и получало реальную возможность проникновения в национальные спецслужбы вступивших в него стран. Особенно не доверяла Орлову французская разведка, зафиксировавшая его тесные контакты с англичанами и немцами. Русского контрразведчика совершенно безосновательно заподозрили также и в работе на коммунистов. А вот его связь с берлинским полицай-президиумом и германским государственным комиссариатом по охране общественной безопасности была прочной и достоверно установленной, и это менее всего могло расположить к нему французов. Немцы выделили резиденту Врангеля некоторые суммы на установление прибывших в Германию представителей Советского Союза и Коминтерна. Средства не пропали зря, поскольку именно от Орлова они получили первую информацию о планировавшемся “германском октябре” — перевороте 1923 года. Тем временем резидент занимался и не столь глобальными делами. Активная работа в Польше позволила ему на некоторое время наладить взаимодействие с совершенно неуправляемым Савинковым, а контакты с англичанами способствовали формированию “Петроградской боевой организации”. Орлов также успешно выявлял работавших в Европе советских агентов, но до определенного периода ГПУ не воспринимало своего противника всерьез.

В 1922 году советская разведка привлекла к сотрудничеству молодого эмигранта поручика Н. Н. Крошко, ранее работавшего в группе Савинкова и на польскую разведку, а затем под псевдонимом “Кейт” ставшего одним из наиболее результативных сотрудников ИНО ГПУ, а затем и ОГПУ того периода. Он проник в полуфашистскую организацию “Братство Белого Креста” (ББК), образованную в германской столице молодыми русскими офицерами-кирилловцами, жаждавшими активной деятельности против СССР, и сумел похитить несколько чемоданов с документами военной миссии Врангеля в Берлине. Затем “Кейту” поручили внедриться в возглавляемое Орловым “Братство русской правды” (БРП), и это ему вполне удалось. Он постепенно вошел в доверие к резиденту, а это, учитывая многолетний агентурно-оперативный стаж Орлова, было совсем непросто. В 1925 году Крошко получил от него рекомендательное письмо к представителю БРП в Выборге и к начальнику финской политической полиции, после чего через “окно” на границе в районе Терриок нелегально проник в СССР. Контрразведывательный отдел (КРО) ОГПУ организовал поездку “Кейта” по стране, в результате которой якобы успешно выполненные задания весьма укрепили его позиции в эмигрантских кругах и в полиции Финляндии. Через два года поездка повторилась. Лишь после этого Орлов допустил Крошко к своей картотеке агентуры, после чего ИНО убедился, насколько опасна и серьезна работа старого разведчика. Но нехватка денег сыграла с ним злую шутку. Пытаясь их добыть, Орлов повторил традиционную ошибку многих оперативных работников и из самых благих побуждений решил подкрепить свои сведения фальшивыми документами. Все началось с побега в августе 1924 года сотрудника советского полпредства в Берлине Михаила Сумарокова, растратившего казенные деньги и прихватившего с собой полный чемодан секретных документов. Он передал их комиссариату по охране общественной безопасности в обмен на разрешение обосноваться в Германии и паспорт на фамилию Павлуновского. Вскоре перебежчик установил контакт с “Информационным бюро” Г. И. Зиверта, конкурентом организации Орлова в торговле секретными материалами, однако подлинные документы быстро закончились, и Сумароков-Павлуновский перешел к фабрикации подделок. На этом поприще он нашел общий язык с Орловым, предложившим Крошко поучаствовать в деле на благо России и тем самым вконец испортившим отношения с Зивертом. Руководитель “Информационного бюро” в отместку начал дискредитировать его в среде эмиграции, и без того не очень жаловавшей разведчика. Очень скоро ИНО организовал утечку информации о фальшивых документах, и после публикации всей этой истории американским журналистом Никкербокером произошел скандал, завершившийся судебным процессом. Бывший резидент Врангеля получил небольшой четырехмесячный срок заключения, зато любая его дальнейшая деятельность заранее полностью дискредитировалась в глазах возможных работодателей. До начала Второй мировой войны Орлов и тихо и незаметно жил в нищете в Бельгии. Однако незаметность не помогла ему избежать попадания в розыскные списки гестапо. В 1940 году отставного разведчика принудительно доставили в Париж для снятия допроса, а два дня спустя случайные прохожие наткнулись на его тело, брошенное в одном из подземных переходов города.

Возвращаясь к 1921 году, следует отметить, что командование российской армией в изгнании планировало провести высадку десанта на черноморском побережье РСФСР в самое ближайшее время. Разведотдел штаба “Вооруженных сил юга России” для активизации многочисленных оставленных на родине агентов регулярно направлял к ним своих офицеров. Так, в Ростове проводил активную подготовительную работу князь Ухтомский, в других городах мобилизовывалось временно затаившееся подполье, а войска пока сосредоточивались в районах будущих пунктов посадки на суда. Однако шел месяц за месяцем, вторжение откладывалось, и необходимо было заниматься прозаическими вопросами текущего обеспечения и снабжения армии. Вначале ее финансирование взяло на себя правительство Франции в обмен на полученные в залог корабли Черноморского флота, но это не могло продолжаться вечно, и Врангель озаботился приданием своей армии более основательного статуса. В 1921 году он подписал договор с Болгарией о размещении там русских войск, численность которых через год достигла 36 тысяч человек. В Королевстве сербов, хорватов и словенцев обосновались 11 тысяч военнослужащих, а в городе Сремски Карловцы расположилась ставка самого Врангеля. Кроме того, еще из 3300 человек была сформирована дивизия в составе корпуса пограничной стражи.

Нахождение русских войск в Болгарии едва не привело к совершенно неожиданным последствиям. Согласно Нейискому мирному договору 1919 года, Софии разрешалось содержать вооруженные формирования численностью не более 20 тысяч человек, включая полицию. Естественно, что это было ничтожно мало по сравнению с вооруженным, обученным и обстрелянным 36-тысячным воинским контингентом врангелевской армии. Как и следовало ожидать, такой перевес сил создавал