— Ага, ну конечно! Любимых убивают все, и так далее! — иронично хмыкнула я.

— А если бы ее убил все-таки Игорь? — тихо спросила мама.

Я уже приготовилась ей ответить, что Игорь этого не делал, но осеклась.

Да, возможно, к Игорю у меня было бы совершенно другое отношение. И неизвестно еще, какое отношение у меня будет к тому, кто это сделал, когда его лицо обретет черты.

— Ну, вот видишь… Поэтому есть такая хорошая заповедь — не судите. Да не судимы будете.

Телефон зазвонил, мама сняла трубку и протянула ее мне:

— Тебя. Ванцов. И слава богу — я хоть фильм досмотрю…

* * *

Я забрала телефон на кухню и теперь в тишине, не нарушаемой выстрелами ирландских террористов, спросила:

— Лешка? Что-то случилось?

— Да нет. Тебе Лариков передал мою просьбу?

— Да, — сказала я. — Завтра попробую.

— Завтра? — удивленно и немного, как мне показалось, огорченно протянул Ванцов.

— А что?

— Завтра я хотел, чтобы ты пообщалась с Воронцовым. Попыталась разговорить его. Сможешь подойти к десяти утра?

— Конечно, — согласилась я. — Правда, не могу тебе никак обещать, что у меня что-нибудь получится.

— Попробуй, — сказал Лешка. — Вдруг и выйдет. А то я уже устал. Понимаешь, Сашка, мне его уже ударить охота. Сидит и смотрит в окно. Ты ему вопрос — он молчит. Не выдержал, заорал — вам что, наплевать на собственных детей?!

— И что он?

— А ничего. Посмотрел на меня, усмехнулся и продолжил созерцание голубей на соседней крыше.

— А что говорит ваш психолог?

— Господи, Сашка! Ты видела нашу кобылицу степную? Она теперь у нас на карме помешанная.

— На чем? — переспросила я, не веря собственным ушам.

— На кар-ме, — повторил Ванцов. — Какая-то хрень из репертуара некоего Лазарева. Не читала?

— Я такое не читаю, — ответила я. — Я все больше стихи читаю. Сам знаешь.

— И слава богу! А то у меня последнее время такое ощущение, что у всех крыша съезжает. Хоть ты останешься нормальной.

У меня тоже создалось ощущение, что все помешались на карме.

— Кстати, я пообщалась тут с Аббасовой, — вспомнила я.

— Ну и как? Она напичкала тебя бесценными сведениями?

— Ага, — рассмеялась я. — Как раз о карме. И эгильоте.

— Очень полезно для здоровья, — насмешливо сообщил Ванцов. — И для следствия.

— Это как посмотреть, — ответила я. — Если учесть, что в последнее время, как говорят девочки из Центра помощи, Тумановская была весьма обременена мыслями о карме, то для следствия эти сведения не так уж бесполезны. Кстати, сделаешь мне доброе дело?

— Какое?

— Дашь посмотреть протоколы допросов Саввина и Багдасарова?

— Не имею права.

— Послушайте, Ванцов, бросьте трепаться! Если уж на то пошло, ты и меня не должен допускать к допросу подозреваемого, а тем не менее…

— Ладно, хитрюга, я подумаю. Слушай, кстати, ты рыжая, потому что хитрая, или наоборот — хитрая, потому что рыжая?

— А ты? — холодно парировала я.

Он расхохотался.

— Ладно, до завтра, — сказала я и повесила трубку.

Что ж, завтра так завтра.

Я не очень-то верила, что Воронцов начнет изливать передо мной душу, мгновенно расслабившись под магическим воздействием моего очарования. Но — это был шанс. И я должна попытаться.

Если он заговорит, возможно, мои дальнейшие усилия будут не нужны, и все будет хорошо.

* * *

Я налила себе чай, добавив туда несколько листочков мяты, чтобы заснуть сегодня. После таких дней, как этот, я подолгу не засыпала, а ведь завтрашний день вряд ли окажется легче!

На кухне было тихо, спокойно, лишь изредка из комнаты, где стоял телевизор, доносились выстрелы. Ирландская революционная армия воевала с Харрисоном Фордом. Харрисон Форд воевал с ИРА. Все нормально. Как сказала бы Оля Аббасова, у каждого своя карма…

Фу. Опять эта карма. Наверное, это какой-то особенный вид психического расстройства — заразный.

Откуда-то за кармой следом выплыли Багдасаров и Саввин. И я застыла с чашкой в руке. Потом я ее и вовсе опустила на стол и пододвинула к себе телефон. Мысль, которая, выражаясь высоким «штилем», молнией озарила мое сознание, была такой простой, что только это объясняло, как же она раньше не посетила меня. Конечно, конечно — как можно-с! Такая примитивная, такая простенькая — и такую сложную, такую умную меня!

Ванцов был еще на месте, по счастливому стечению обстоятельств. Правда, меня это удивило.

— Слушай, — спросила я. — Ты что там, ночевать собираешься, на работе?

— Мы ж не частники, — парировал он. — Мы люди подневольные…

— Ладно, — отмахнулась я. — Я еще тоже не помышляю о сне, нечего прикалываться!

— Что за мысль тебя посетила? Почему ты решила мне позвонить в глухую и беспросветную ночь?

— Мне нужно встретиться с Саввиным и Багдасаровым.

На другом конце провода воцарилось молчание. Было слышно, как Лешка судорожно вздохнул.

— Та-а-ак… — протянул он. — А маленькая девочка знает, кто они такие?

— Да знает, — подтвердила я. — Один сутенер, другой бандит с мировым именем. Но мне-то это неинтересно! Мне надо на них посмотреть. И задать им один вопрос.

— Какой?

— Я же не тебе его задавать собираюсь!

— Может, сначала ты все-таки его на мне отрепетируешь? — осторожно сказал Лешка. — Или на своем Ларикове. Ты знаешь, у меня есть слабое подозрение, что с нами разговаривать проще… И безопасней!

— Насчет опасности — ты будешь рядом со мной, — заявила я. — А насчет вопроса — пожалуйста! Только не падай со стула, ладно?

— Постараюсь, — с сомнением в голосе ответил Лешка. — Учитывая твою способность опрокидывать людей со стульев вопросами, обещать этого я тебе никак не могу!

— В каких отношениях ты был с Марией Тумановской? — спросила я.

Он долго молчал и потом честно сказал:

— Ни в каких. Я ее вообще плохо знал. Скажем так — она была мне симпатична. А почему тебе это пришло в голову?

— Потому что, моя радость, Маша Тумановская была убита своим странноватым любовником. И сейчас у меня родилось подозрение, что этим самым любовником может оказаться кто-то из нашей парочки. Или Саввин, или Багдасаров! Все ведь началось после того, как она столкнулась с ними, не так ли?

— Да с таким же успехом им может оказаться и твой драгоценный Берман, — рассмеялся Ванцов. — Почему ты его отметаешь?