Она разлила кофе по неожиданно изящным чашечкам, на которых были изображены пастух и пастушка. Этакая идиллическая пастораль, странная в столь мрачном месте. Я скорее ожидала увидеть тут чашки с пентаграммами! Впрочем, откуда мне знать, к чему склонны современные ведьмы? Я общалась с представительницей этой профессии первый раз в своей жизни. Раньше как-то господь миловал!

— Как тебя зовут? — поинтересовалась она, с едва заметным подобострастием заглядывая в мои глаза.

— Александрой, — сказала я.

— Надо же, второе совпадение… — задумчиво произнесла она.

Тем не менее даже это не заставило ее отнестись ко мне с подозрением, а я почувствовала легкий укол стыда, что обманываю такую простодушную и наивную до глупости женщину!

Впрочем, сколько народа она обманула своими дурацкими «эгильотами» и «кармами»?

Конечно, они и сами были рады обманываться, и все же!

— У этой моей подруги, про которую я тебе рассказывала, дочку тоже так звали. Александрой. А ее Марией… Только вот убил ее муж. Из ревности убил. Карма…

— Да что вы говорите! — воскликнула я. — Как это убил?

— Карма, — многозначительно повторила Ольга. — Топором убил. Маша моя ведь жить с ним больше не хотела. Другой у нее был, понимаешь? Другой… Кто— не могу тебе сказать, даже и знала бы — не сказала. Маша скрывала это ото всех. Даже от меня. Одно она сказала — он сильный и порочный.

Последнее утверждение меня очень заинтересовало.

— Мой Игорь тоже сильный и порочный, — похвасталась я, задумавшись, грешу ли я против истины и присущи ли Хиллу придуманные мною качества?

Про Пенса и говорить не стоит — сила-то у него есть, а вот насчет порока я не уверена. Надо будет понаблюдать получше, может, удастся обнаружить в нем порок?

Хотя вряд ли. Если он не обнаружился за двадцать лет тесного общения, то теперь точно не обнаружится! И сил тратить на это не стоит…

— Вот всех вас на таких и тянет, — довольно кивнула моя собеседница. — Сами хрупкие, женственные, а хотите рядом с собой тигра видеть… Я ей на него гадала. Только вот на присушку она не согласилась. Хотела все прекратить, да без этого не могла. По картам вышло, что у него и жена есть, и дети, а Машу он вдалеке от себя держит, потому что между ними лежал бубновый король. И можешь не верить, а перед самой Машиной гибелью я ей выложила пикового туза с девяткой. Смерть… Хочешь, тебе погадаю?

Я поспешно затрясла головой. Сами понимаете — после этакой рекламы, кто согласится на сеанс «карточных откровений»?

— Ну, как хочешь, — слегка обиженно поджала она губы.

— Да у меня больше денег нет, — соврала я, невольно притыривая сотню.

С мелкими угрызениями совести я успешно справилась — жизнь, господа, такая штука, что нельзя позволять себе их. К тому же Лариков выдал деньги мне на мороженое, быстренько нашла я себе оправдание.

— Да, без денег ничего не узнаешь, — печально согласилась Оля.

— Вы очень переживали ее гибель? — осторожно спросила я.

— Как свою. Или как своей сестры. Маша… Она меня понимала. Остальные меня боятся. Говорят, зло несу, и что я ведьма. Они и сейчас считают, что это я на Машу беду накликала. А я ни при чем. Я сама бы Машу оживила, так плохо без нее! Она ведь красавица была, умница…

Она вытерла уголки глаз кончиком носового платка.

— А вот Игорю ее я беду нашлю, это уж как пить дать, — неожиданно визгливо прокричала она. — Не будет он жить на этой земле!

— Но ведь вы же говорили, что Маша сама была виновата! — вступилась я за Игоря. — Ведь у нее был любовник, я вас правильно поняла?

— Это дело было совсем другое. Тут болезнь была.

Оч-чень интересно!

— Она же могла справиться со своей «болезнью»!

— Мария не могла! Она ведь страстной натурой была! Если страсть сильная, кто же справится? А там было именно так… Потому что я это знаю — сама видела, как на моих глазах человек изменялся!

— Да бросьте вы, — подбросила я «дровишек в огонь». — Не верю, что человек может измениться под влиянием страстей. Или в нем сидел дьявол, но скрытый, тогда все это похоже на лицемерие, или…

— Не говори о том, чего не знаешь! — вскипела моя собеседница. — В человеке все есть. И дьявол тоже… Просто он иногда дремлет, а потом приходит какой-то бес и этого дьявола пробуждает к жизни.

— Но ведь все-таки — человек о нем подозревает?

— Человек иногда ничего не знает. Или он подавляет свои черные инстинкты, но потом они оказываются сильнее его! А у Маши страсть была сильная… И ее это погубило. Я ведь ей говорила, что надо янтарь носить — он бы приглушил ее болезнь, но она только рассмеялась, помню, и сказала мне — ничего уже не исправишь. И сама уже будто бы без этого не сможет… Что тут сделаешь? Ведь это я ее подтолкнула к познанию темной стороны себя! Я!

— Как это?

— Мы с ней разговаривали как-то раз. О том, что человек, чтобы ему понять себя лучше, должен окунуться в самое темное. До черноты. Должен пройти через все мытарства. Тогда она меня спрашивает: а если, скажем, человек сильно виноват? Как ему справиться с этим чувством? Попросить прощения, говорю. А я не могу, ответила она. Переступить через себя не могу. Знаю, что виноват не тот, кого я обвиняла, а вот признать себя побежденной не в состоянии. Тогда я ей сказала — окунись в боль. Это искупит. Все искупит. И она тогда задумалась, а потом… Потом она у меня вдруг спросила — а боль может понравиться? Задумчиво так спросила. Я ей сказала, что боль нормальному человеку не понравится. Тут она рассмеялась и говорит — надо попробовать…

Сразу же испугавшись своего откровения, Ольга замолчала, настороженно взглянув на меня.

Я сделала вид, что ничего не поняла, но больше к этой теме она не вернулась.

Она пришла в себя и начала говорить на другие темы, которые касались ее странной работы, рассказала мне про травы, очень долго объясняла, что такое карма и как ее можно исправить, — в общем, плела всевозможную чушь, мало меня интересующую.

Я вытерпела эту пытку довольно мужественно, но через час посмотрела на часы и весьма натурально вскрикнула:

— О, господи! Я заговорилась! Мне пора!

Обратившись к ней, я сказала с воодушевлением:

— Так приятно было пообщаться с вами! Я даже не заметила, как пролетело время!

Мы вышли на лестничную площадку.

Она замерла, не сводя глаз с двери напротив.

— До сих пор не могу спокойно на эту дверь смотреть, — призналась она. — Страшно. Сразу вспоминается, как я Машин крик услышала. И дверь хлопнула…

Она судорожно вздохнула, пытаясь прогнать наваждение.

— А потом я туда рванулась, да уже поздно. Она лежит, вся в крови, а над ней склонился он. И топор в руке держит! Вот такая история. И никуда не убежишь — всю жизнь будешь на эту дверь смотреть и видеть этот ужас.