— Ты в порядке? — заботливо спросила Бетси.

— Да отстань от меня! Все вы отстаньте! — и Бобров ушел в темноту.

Бетси обернулась: рядом стоял Гольдман. Он тоже отдал должное коньяку и опьянел. Поэтому осмелел настолько, что стал ходить за Бетси, как приклеенный в ожидании удобного момента. Когда можно будет сказать ей, какая она умная, чуткая и… красивая.

— Осип, потанцуем?

Гольдман, сияя от радости, протянул ей руку и бережно повел Бетси подальше от гремящих колонок, на самый край площадки, туда, где было потише.

— Я беспокоюсь за Андрея, — взволнованно сказала Бетси, положив руки Гольдману на плечи.

— Я за ним присмотрю.

— Ты выпил.

— Но я не пьяный!

— Осип, ты же врач. Как ты сам оцениваешь свое состояние? Все мы пьяные. И я пьяная. И Андрей. Только вон этот, как его? — Бетси близоруко прищурилась, вглядываясь в сидящее за столом начальство. — Повар Квашнина… Где он, кстати?

— Да, где он? — спохватился Гольдман.

— Осип, вы что-то от меня скрываете? — тут же вцепилась в него Бетси. — Что вы с Андреем затеяли?

— Квашнин хотел вызвать убийцу на откровенность, а, получается, опять спровоцировал, — озабоченно сказал Гольдман. — Если он так и не признался. Убийца.

— И? — требовательно посмотрела на него Бетси.

— Мы думаем, Мартин под ударом. Но он, вроде, сидит на своем месте.

— Да, он там, — кивнула Бетси. — Вообще, глупая затея этот пикник. Ты не находишь?

Гольдман, который в этот момент думал совсем о другом, засопел. Момент, кажется, наступил. Осип Осипович попытался собраться с мыслями и несколько раз глубоко вздохнул, чтобы протрезветь. Его руки осторожно сжали талию Бетси.

— Лиза, я…

— Не надо, Осип Осипович. Мне сейчас не до этого, — сердито сказала она.

— Я понимаю. Но могу я надеяться?

— Ты говоришь, как в старинных романах, — фыркнула Бетси. — Надеяться можно всегда. Я-то надеюсь.

— Понял, — Гольдман вздохнул и сделал захват слабее. Он ничуть не расстроился. Первый шаг сделан, это главное. А Бобров — он их большой ребенок. Которого придется взять на воспитание, приглядывать за ним, чтобы чего-нибудь не натворил. Он же Бобров.

Тот, о ком они сейчас говорили, описав в темноте круг, вернулся к своему столу. И увидел, что там остался один только Мартин. Не было ни Шелковникова, ни Байдашева. Ушли и Нина с Квашниным.

Бобров с недоумением обвел взглядом пустые стулья.

— Гнусно, да? — сказал вдруг Мартин. И подбородком указал на стоящую перед ним бутылку: — Налей.

— Мартин, вам, по-моему, хватит.

— Тебе не хватит. Они ушли. Все ушли. Все — с женщинами.

— Вы бредите.

— Нет, я не брежу. Все ушли со своими женщинами.

Бобров подумал, что Мартин допился до белой горячки. Ну, ладно, Шелковников ушел с Леночкой, а Квашнин уединился с Ниной. Но с какой, интересно женщиной ушел Байдашев? Они ему, похоже, вообще безразличны, женщины.

— Завтра будет больно, — мрачно изрек Мартин.

— Кому?

— Всем. И тебе особенно. Поэтому — пей.

Бобров послушно наполнил стаканы. Раз Мартин в состоянии говорить, так, может, имеет смысл задать ему вопрос?

— Кто убийца?

— Он ушел… с женщиной…

— С какой женщиной? Вы бредите, Мартин?

— Нет, сынок, я просто пью, — и Мартин опрокинул в себя стакан коньяка. Бобров не успел его остановить.

— Пойдемте, я вас уложу, — сказал он, вставая. — У вас в домике Шелковников с Леночкой. Там ночью будет э-э-э… шумно. Идемте ко мне, в мой домик. Мы потеснимся. Я ложиться не собираюсь, у Протопопова, похоже, мальчишник.

Огромного мускулистого Кольку и в самом деле, атаковали подвыпившие бабы, подначивая его:

— Через неделю пропьем твою свободу, Николай! Так что гуляй!

— Отрывайся, Коленька!

— Гуляй, Николай!

Протопопов, который пил и вроде бы не пьянел, поскольку был огромен, как медведь, начал поддаваться соблазну. И в самом деле, чем не мальчишник? Надо же пропить жениха, как полагается! И оторваться напоследок!

Бобров подумал, что можно закинуть почти бестелесного Мартина наверх, в мансарду. Там есть свободная кровать. Главное, чтобы пьяный Колька не рухнул на Мартина. Но судя по тому, как развиваются события, Протопопов сегодня в своем домике не ночует. На Кольке повисла разбитная продажница, из новеньких. Из тех, которые сидят на холодном обзвоне, и которых называют «говорящие головы». Девчонка ничего, смазливая. А Колька пьяный.

— Идемте, Мартин, — Бобров потянул заместителя директора из-за стола.

Мартин повис на нем, как плеть. Он уже ничего не соображал и не говорил. Откуда ни возьмись рядом оказался Ося:

— Давай, помогу.

Вдвоем они повели Мартина к своему домику.

— Вроде, все спокойно, — тяжело дыша, сказал Бобров.

— Вроде да.

Кое-как они втащили отключившегося Мартина на второй этаж и уложили на одну из коек со скрипучей панцирной сеткой. Бобров заботливо его раздел и накрыл жидким байковым одеялом. Мартин был все равно, что мертвец. Бобров заботливо нагнулся над ним и прислушался: дышит.

— Нина ушла с Квашниным, — отрывисто сказал он Гольдману, распрямляясь.

— Но ты ведь знал, что так будет. Ты сам так решил.

— Да, но все равно больно, — пожаловался Бобров. — Слушай, у тебя с собой эти твои таблетки?

— Э, нет! — погрозил ему пальцем Ося. — Я вижу, ты хочешь себя убить. Но я тебе не дам. Я Бетси обещал. Мы твои друзья, Андрей.

— Но мне очень больно, — пожаловался Бобров. — Вот здесь, — он положил руку на грудь, слева. — Очень болит, Ося. Ну, сил больше нет.

— Надо терпеть, — мягко сказал Гольдман. — Ложись-ка ты спать.

— Спать?! А как же наше дело!

— Да вот оно, спит, — Гольдман кивнул на трупообразного Мартина.

— А Байдашев, где он? Ты его видел?

— Этот момент я упустил. Олег опять поставил медляк, я пригласил Лизу…

— И перестал что-либо соображать, — сердито сказал Бобров. — Мартин, перед тем, как отключиться, сказал, что Байдашев ушел с женщиной.

— С какой женщиной? — встрепенулся Гольдман.

— Идем, выясним. Там был убийца, крутился возле Мартина, я в этом уверен, но мы успели вовремя. Надо же узнать, кто это. Я боюсь, обвинят Зиненко. Нининого отца.

— А если это и есть Зиненко?

— Я не верю, что он соблазнил Липкину. Зиненко в роли Дон Гуана? Бред!