орел соседствовал на нем с надписью «Vreemde Legioen van die Сооngregatiа Natal». О как! Иностранный Легион Конгрегации Наталь!

Подсуетился Стааль, Конгрегацию организовал… Ну, а как еще назваться разбросанному по обширным просторам Южного континента народу гемайнов, которые извечно существовали без всякого государства? От слова «республика» они плюются, да и нет у них демократических выборов как таковых, есть долгие переговоры между семействами. Теократией обзовись — так в цивилизованном мире не поймут… А Конгрегация — это подобное монашескому сообщество, живущее в соответствии с религиозными нормами, члены которого не принимают специальных торжественных обетов. Для гемайнов — самое оно. А вот с Иностранным Легионом придется еще разбираться…

— И много тут вас таких — легионеров? — уточнил я у Феликса.

— Не нас, а вас, — поднял вверх палец он, — Три сотни одних только имперцев. Тут и наши, добровольцы, и бывшие лоялисты — Дыбенкины, и твои любимые пограничники… А еще обещают подтянуться сотни две из Протектората и по паре дюжин из Руссильона и Арелата, и риольцы тоже, из непримиримых…

Мне показалось, что в походном строю я увидел несколько знакомых лиц, кто-то даже махнул мне рукой, другой ткнул товарища в плечо, показывая на меня — но Дыбенко вдруг тряхнул чубатой своей головой, улыбнулся и прищурился, глядя на пекучее южное солнце, и тем самым невероятным голосом, бьющим в самое сердце, запел:

— Наталь, Наталь, страна моя

Ты вся горишь в огне-е-е!

И нестройный хор грубых голосов подхватил по-имперски:

— Под деревом развесистым

Старик-гемайн сиде-е-ел!

Я такой песни никогда до этого не слышал, но была она настолько сердечной, настолько народной, да и мотив ее был тот, настоящий, который подходил под любые слова… Колонна людей в хаки потянулась из Коломахи, в сторону синеющей между холмами ленты Руанты.

— О чем толкуешь, старина,

Чего задумчив ты?

Тоскую я по родине,

И жаль родной земли!

— Одна девчонка стихи придумала, под впечатлением от твоих баек про гемайнов. Представляешь? Прислала в редакцию «Подорожника», — сказал Феликс, — Ну, а народ оценил, вот даже на музыку положили. У нас вообще как-то близко к сердцу восприняли всю эту историю. Были бы места на цеппелинах — тут было бы не триста бойцов, а тридцать тысяч. Веришь, нет — наше ведомство почти руку и не приложило. Только транспортом помогло, ну и обмундирования подкинули. А Стааль — он только за, обеими руками. Ему нюхавшие пороху ветераны последних войн очень нужны, понимает архиепископ, что на конях и с винтовками против бронепоездов и панцеров много не навоюешь.

— А что, у Грэя уже есть панцеры?

— Пушек Канэ у него тоже не было… Ладно, давай, господин военный советник. Догоняй Дыбенку, он тебя в курс дела введет, прежде чем на пароходы погрузитесь. А мне еще нашего виконта и этого самодеятеля в Империю эвакуировать… — он кивнул на Мастабая и, хлопнув меня по плечу, убежал.

На самом деле мне зверски хотелось пить, и я повертел головой в поисках воды, и встретился взглядом с Джози… Зоей.

— Вот, возьми! — она протягивала мне ковш со стылой колодезной водой.

Журавль с веревкой и ведром и дикий камень надстройки виднелись за ее спиной.

— Спасибо, — сказал я.

Наши руки соприкоснулись, и я почувствовал, насколько холодные у нее пальцы. Девушка нервничала.

— Это совсем не важно, но… Я хотела сказать, — запинаясь, проговорила она, — Ты мне вправду понравился. Очень сильно понравился. И я хотела попросить прощения…

Да что ж это такое? Собирать неловкие моменты с хорошенькими барышнями — это такая новая пытка, придуманная демонами специально по мою душу? Кой черт она извиняется?

— Дж… Зоя, ты не должна извиняться, мы взрослые люди, оба на службе, всё понятно… — начал я.

— Я брошу, брошу это всё — и уеду к тетушке в Империю, в Мангазею. Дура, дура — вот кто я такая! Решила поиграть в шпионские игры, наигралась… Спасибо тебе, — и шепотом закончила: — Милый.

Это было мощнее, чем удар пыльным мешком. Надо будет сходить к врачу на осмотр. Желательно — к психиатру. Что со мной не так? У меня слуховые галлюцианции? А к тетушке она уже один раз уже уезжала. Или к бабушке…

Кажется, она бросилась догонять Рафаэля и Феликса, который подталкивал в спину лошадиного милорда. Через какое-то время за домами послышался стрекот моторов, и в воздух взмыла стрекоза большого биплана.

— Э-хм! — Кузьма всё это время, оказывается, стоял здесь же, неподалеку.

Рядом с ним маячила гороподобная улыбающаяся фигура некоего боевого абиссинца.

— Масса, я тоже теперь — легионер! — сказал Тесфайе.

В хаки мавр смотрелся просто неописуемо. Мне требовалось всё это переварить, но времени совсем не осталось:

— Вашбродь, пора. Придется пробежаться!

И мы побежали — навстречу клубам черного дыма, ударам лопастей колес по воде и гудкам десятков судов «Натальского речного пароходства». Туда, куда ушла колонна людей в хаки, и откуда доносилась песня.

— И час настал, суровый час

Для Родины моей…

Молитесь женщины за нас,

За ваших сыновей!

XXII ЭВАКУАЦИЯ

Представьте себе картину — главный хулиган в классе, пользуясь поддержкой старшеклассников, решает наподдать наконец этому хлюпику, который слишком много выпендривается и мало того, что посещает занятия по бальным танцам, так и дружит с ребятами из другой школы! И вот, подкараулив его на крыльце, он наскакивает на него и с ходу — раз-два — получает под каждый глаз по бланшу. Танцору, конечно, тоже достается, да и старшеклассники готовы в драке поучаствовать — но расплывающиеся синевой фингалы заставляют крепко задуматься.

Вот таким хулиганом был Гертон, а в роли танцора выступали риольцы. И после нескольких дней кровопролитных боев даже старшеклассники из зуавов и бесстрашный адмирал Летика решили пойти на переговоры. Откуда я всё это знал? Из зурбаганской газеты «Free tribune», которая была главным рупором федералистской пропаганды и бесплатно распространялась тиражами в десятки тысяч экземпляров по всему побережью.

Это было довольно символично — просматривать вражескую прессу на борту модернизированной для боевых действий натальской «Магнолии» в окружении попивающих ройбас бородачей-гемайнов и усатых имперцев, которые гоготали и обсуждали особенности и преимущества протекторатских и имперских винтовок — и языковой барьер вовсе не был им преградой.

Летика лишился глаза во время падения мачты на «Секрете» — и его теперь совсем уж пиратская, с черной повязкой, физиономия светилась прямо