на первой полосе свежего номера «Свободной трибуны», и рассказывала о ходе переговоров. По-человечески мне было жалко этого веселого и ушлого молодого джентльмена, но черти внутри меня отплясывали и злорадно скалились — всё-таки тот самый выстрел из «ахт-ахт» не пропал зря!

По словам верного оруженосца президента Грэя, наглые риольцы в ответ на законное требование федеральных войск о прекращении сопротивления, безоговорочной капитуляции и полной сдаче оружия в обмен на амнистию для рядовых участников мятежа выдвинули неприемлемые условия, которые включали в себя широкую автономию Сан-Риоля в составе Федерации, свободную торговлю по Руанте, право на сохранение собственных отрядов городского ополчения в составе, определяемом ратушей. Кроме того, бессовестные риольцы потребовали возмещения убытков, причиненных городу в ходе бомбардировки и штурма!

Ниже приводились слова Роберта Лесли — нового мэра Сан-Риоля, который в свою очередь цитировал Конрада Гринвальдуса — старого мэра, погибшего в схватке с зуавом за флаг на крыше ратуши. «Мы скорее отрастим бороды, наденем шляпы и патронташи и ускачем в вельд на мустангах, чем будем слышать, как на улицах Сан-Риоля гудят вувузелы, а над головами риольцев развевается ультрамариновый флаг с солнцем!»

Я усмехнулся — репортеры «Трибуны» и понятия не имели, насколько эти слова близки к воплощению в жизнь. Но самый главный вывод из всего этого был один — стрелять в Сан-Риоле пока перестали.

— Винке! — молодой гемайн был тут как тут, — А что, с того берега нас артиллерия не накроет?

— А нет у них пока на том берегу артиллерии. Из города доносят, что ни один корабль больше не входил и не выходил в гавань Сан-Риоля. Здорово их ваши «ахт-ахт» напугали. Они выгружаются с приморской стороны береговой гряды и прутся через холмы к Руанте по Южному мысу.

Я вспомнил, как мы катили восьмидесятивосьмимиллиметровки по мысу Северному, и кивнул — мероприятие это долгое, нудное и неблагодарное. Да и Южный мыс Риольской бухты недаром был заселен куда как более скудно — рельеф там препаскудный. Колонисты называли такие земли «бедленд», что говорило само за себя.

* * *

Может, пушек там и не было, но вувузелы звучали тем громче, чем ближе натальская эскадра подходила к устью реки. Нас, очевидно, заметили.

— Поднять флаг! — зычно гаркнул капитан с мостика.

У Наталя появился флаг?

Черное полотнище с белым крестом взмыло в небеса и затрепетало на ветру. Что ж — просто, лаконично и религиозно, очень в духе гемайнов и перекликается с имперскими мотивами.

Обратили на нас внимание и с противоположного берега Руанты. Предместья, занятые федералистами, испуганно молчали — не всякий раз увидишь огромный флот в четверть сотни речных пароходов, ощетинившихся пулеметами, винтовками и легкой артиллерией! Гертонские ополченцы и зуавы прятались под кронами деревьев и в тени полуразрушенных зданий, закапывались в землю.

Да, суда гемайнов были не такими громадинами, как океанические пароходы Федерации, но собранные в кильватерную колонну, на ограниченном отрезке реки — они производили серьезное впечатление. Да и почти тысяча бойцов, считая новообразованный Иностранный легион и самые свирепые гемайнские коммандо, тоже представляли собой серьезную силу.

Когда лента Руанты прорезала холмы, и открылся вид на мутные воды риольской бухты, речная пристань Сан-Риоля вдруг резко заполнилась ликующим народом. Риольцы бросали в воздух головные уборы, стреляли из винтовок и револьверов, аплодировали и выкрикивали приветствия. Это была настоящая фантасмагория!

— Кричали женщины: ура! И в воздух чепчики бросали, — раздался над самым моим ухом скрипучий голос.

Я вдохнул ненавистный мне запах самосадной махорки, затылком ощутил колючий неприятный взгляд и, даже не оборачиваясь, проговорил:

— Значит, хороших послали к хорошим, а тебя, сволочь такую — ко мне?

— Ой-ой-ой! — сказал Стеценко, — Можно подумать, какая фифа! Тоже мне — литера-а-атор! Я просто подумал, что ты со своим морализаторством и меланхолией в одиночку много не навоюешь. И тебе совершенно точно нужен будет заместитель — младший военный советник или там помощник атташе…

— Куда-а мне без тебя, любезного?

Вообще-то я рад был видеть их всех вместе и каждого по раздельности — и Стеценку тоже. Хотя вот кто-кто, но он тут оказаться был не должен. Я руку мог дать на отсечение, что он вернется в свою контору «Рога и копыта» и будет и дальше язвить гражданам и мучить их, отправляя документы на доработку, а верноподданных Его Императорского Величества — на очередной круг ада за дополнительной справкой.

— Тебе птичка на плечо нагадить изволила… — задумчиво пыхтя самокруткой, проговорил мой вечный зам.

Вот ведь… Не человек — Иона! Сколько я тут нахожусь — и ни одна живая душа даже рядом со мной большую нужду не справляла, а появился Стеценко, и гляди ж ты — тут же обгадили верхнюю одежду!

— А есть во что переодеться? — моя гражданская куртка смотрелась довольно бледно на фоне подтянутых и экипированных соотечественников.

— Это к Дыбенке, он у нас парень-рубаха, а я — жадина! Запасной китель я тебе не дам, — снова пыхнул дымом Стеценко, — Придется поторопиться, пока не пристали — предстанешь перед почтенной публикой в своем истинном обличии.

«Истинное обличье» — вот как он завернул! А до этого я, выходит, притворялся и носил личины?

Форма у Дыбенки и вправду нашлась, как раз мне по размеру. При этом он и сам носил хаки — и не кривил рожу. Старшина для себя давно всё решил — он сторону в нашей гражданской войне не выбирал, а когда выпала возможность поступить так, как считал нужным — остался на Свальбарде. И вот теперь — рванул сюда, на край света. В поисках приключений, как сказал бы Андреас Фахнерт.

Пока я переодевался, пароходы заходили в обширный затон речной пристани Сан-Риоля. Конечно, они не могли пришвартоваться к причалам единомоментно, но «Магнолия», отданная в пользование Иностранному легиону, была в числе первых — и потому для нас места хватало.

Нужно было определить порядок эвакуации, и для этого гемайны выделили своих представителей — старину Бенхауэра и неистового ван Буурена, борода которого, кажется, за это время стала еще длиннее. А легионеры — то есть мы — должны были их сопровождать.

— Братцы, — мне пришлось пробежаться по кораблю и поговорить чуть ли не с каждым лично, — Нужно показать им, что такое есть настоящие имперцы. Муштру и цук еще не забыли? Устроим им представление на «ять», а? А то вувузелы эти уже надоели до оскомины!

— А я, масса? — Тесфайе вовсе не собирался оставаться в стороне.

Имперская форма, если быть честным, коричневокожему мавру удивительно шла! Выглядел он весьма представительно, но о шагистике ни малейшего представления