Новый год я встретила где-то над Швейцарией. Практически все пассажиры летели в Бангкок по причинам, связанным с катастрофой, многие — чтобы разыскивать пропавших членов семьи, и атмосфера на борту была печальной. Перед наступлением 2005-го пилот, отлично понимавший, почему на рейс не осталось ни одного билета, обратился по громкой связи к пассажирам и сказал, что в обычных обстоятельствах произнес бы тост с поздравлениями, но в этот Новый год просто хочет нас попросить поднять бокалы в молчании, в честь всех погибших, всех, кто потерял своих родных, и тех, кто ехал на помощь. Для всех нас это был очень эмоциональный момент.

В Таиланде царил полнейший хаос. Журналисты и родные пропавших наводнили пострадавшие регионы, и местная инфраструктура едва выдерживала нагрузку. Часть ее сохранилась нетронутой: на фоне тотальных разрушений кое-где попадались совершенно целые участки. Какой-нибудь отель мог возвышаться над грудами мусора и развалинами зданий, некогда окружавших его. Обычно, работая в зоне катастрофы, мы спим на раскладушках в военных бараках, а то и в палатках, поэтому очень странно было, проведя целый день в хаосе и отчаянии временного морга возвращаться вечером в роскошный отель с ресторанами, барами и плавательным бассейном. Это казалось неправильным. Когда в отеле мне предложили воспользоваться услугами прачечной, я поинтересовалась, не излишняя ли такая роскошь в данных обстоятельствах; в ответ мне напомнили, что страна по-прежнему нуждалась в доходах от практически парализованного туристического сектора. И мы были ближе всего к туристам из всех, кто мог в ближайшее время приехать в Таиланд.

Я только-только распаковала чемодан, когда зазвонил телефон. Это был мой старый приятель, высокий полицейский чин, с которым мы познакомились в Косово. «Ну что, лагерная шлюшка, все шумишь?», — поинтересовался он.

— Вообще, да.

Он сказал, не скрывая веселья, что ему официально велели связаться со мной, чтобы уточнить, действительно ли я так радею за создание службы ИЖК в Британии, или просто хотела выпустить пар. Собственно, он даже не дал мне ответить, предупредив вместо этого, что через несколько минут со мной свяжется секретарь премьер-министра.

И действительно, телефон снова зазвонил: меня приглашали на закрытое совещание по вопросу создания британского подразделения ИЖК. Представитель Даунинг-стрит любезно меня уверил, что дату запланируют с учетом моего графика. Это же надо! Я вовсе не собиралась становиться для властей головной болью, и уж тем более занозой в заднице, и прекрасно понимала, что любое неверное движение может мне здорово аукнуться. Я написала то письмо просто чтобы выразить свою твердую убежденность: долг всех людей, имеющих специальные навыки по работе с жертвами массовых катастроф, объединиться и помочь другой стране, где в них возникает нужда. В мире, где аварии, стихии и враждебные намерения могут в мгновение ока лишить жизни близких нам людей, мы должны быть готовы реагировать сразу после катастрофы, быстро и профессионально. Разногласия и личные амбиции надо отставить в сторону и всем объединиться ради общего блага.

Должна признать, жара и влажность в Таиланде были просто убийственные. Оставалось только мечтать в другой раз оказаться в какой-нибудь холодной стране, больше подходящей для рыжеволосых. Грэхем Уокер, впоследствии назначенный первым начальником подразделения ИЖК Великобритании, как-то сказал мне, что наша работа просто сумасшедшая, раз мы считаем абсолютно нормальным, что время от времени кто-нибудь из коллег теряет сознание от жары и переутомления. Как мы поступаем в таких случаях?

Просто прислоняем его к стене, даем водички и, как только ему становится лучше, советуем возвращаться к работе. Сумасшедшие люди, сумасшедшие обстоятельства…

Главной помехой идентификации жертв в жарком и влажном климате является быстрое разложение. Поэтому немедленное реагирование и меры по сохранению останков должны стоять в приоритете. Очень помогают записи о том, где именно было обнаружено каждое тело, особенно если человек умирает там, где ему и следовало находиться в данное время, например, у себя дома или в отеле, где остановился. Однако в Таиланде все оказалось сложнее — по обоим факторам.

Тела в каждом городке свозили к местному храму. Когда мы прибыли в первый храм, на Кхао-Лак, то увидели поистине кошмарную картину. В попытке помочь, люди, у которых имелся автомобиль, собирали тела по всей округе и привозили к дверям храма. Не было никаких указаний на то, где обнаружено тело или кто его нашел — трупы просто наваливали в кузов грузовичка, а потом разгружали на храмовой территории, чтобы родные когда-нибудь их отыскали и забрали. Когда тело попадало к храму, его фотографировали; фотографии лиц погибших сохраняли в компьютере. С учетом того, что с момента катастрофы прошла уже неделя, степень вздутости, изменения окраски и разложения была весьма значительной.

Семьи, в отчаянии разыскивавшие родственников, сначала сами вывешивали фото пропавшего на стене, сопроводив подписью с просьбой ко всем, кто мог его видеть, связаться с ними, в надежде, что тот может лежать где-нибудь в госпитале. Далее родные обходили храмы, где сидели у компьютеров и просматривали сотни фотографий изуродованных разлагающихся тел, пытаясь высмотреть на них лицо сына, дочери, матери, отца, жены или мужа. Процесс был неорганизованный, крайне тягостный и, главное, неэффективный. В первые дни тела выдавали людям на одном том основании, что те их опознали по фотографии. Неудивительно, что после более детального научного исследования вскрылась масса ошибок: неверно опознанные тела пришлось отзывать назад. А такого, естественно, следует любой ценой избегать.

Добравшись до храмов, мы немедленно сделали три вещи. Во-первых, заказали грузовики-рефрижераторы, чтобы переложить в них тела и замедлить разложение. Во-вторых, запретили просмотр родственниками фотографий изуродованных трупов. В-третьих, приостановили выдачу тел до тех пор, пока опознание не будет выполнено на научных основаниях.

Прежде чем «холодильники» — грузовики-рефрижераторы — прибыли, тела просто лежали рядами во дворах храмов. Местные команды делали попытки натянуть тенты, чтобы укрыть их от прямых солнечных лучей. В какой-то момент они пробовали использовать сухой лед, чтобы снизить окружающую температуру, но это не помогло, потому что тела, лежавшие по краям, пострадали от холодовых ожогов, равно как и сотрудники, которые пытались их передвигать. Вонь стояла просто неописуемая. Время шло, тела продолжали разлагаться, и в результате тургора и накопления жидкостей их конечности постепенно поднимались вверх. Окидывая взглядом ряды трупов, можно было заметить, как некоторые из них словно протягивают к вам руки, пытаясь привлечь внимание. Водопровод работал еле-еле, солнце нещадно палило, а насекомые и грызуны прямо-таки сходили с ума. Подобие Дантова ада на земле — ну или очень, очень близко к нему.

Винить в этом было некого. Первые дни после катастрофы — самые тяжелые и сумасшедшие, а с учетом масштабов цунами трудности, связанные с ним, были особенно велики. Первыми к нам на помощь пришли норвежцы, предложившие построить централизованный временный морг. На его возведение, однако, тоже требовалось время; мы же пока должны были обходиться скудными ресурсами, имевшимися в нашем распоряжении, проявляя максимальную изобретательность и смекалку. Но, какими бы тяжелыми ни были те дни, именно первая стадия процесса всегда меня захватывала больше всего: накал событий, когда бюрократия и политика еще не вступили в свои права, а на первом плане — наш профессиональный опыт и мастерство. Это время, когда ты ощущаешь, что твой вклад по-настоящему ценен. Я обожаю налаживать работу и устанавливать ее порядок. Как только процесс организован, мне становится скучно. Я считаю, что в те первые дни после цунами в Таиланде мы сделали все, что могли.