Когда офицеры заканчивали теоретическую часть, то приезжали к нам, на практическую, которая длилась неделю, и где мы воссоздавали для них сцену катастрофы с человеческими жертвами. Обычно это был круизный лайнер, на котором отдыхали пенсионеры, наткнувшийся в шторм на скалу у побережья Гебридских островов. У нас было разрешение от государственного инспектора и от завещателей тел на использование трупов из анатомического театра в ходе обучающей программы. Впервые в мире мы обучали команду ИЖК на настоящих человеческих телах, и для многих офицеров это становилось совершенно неожиданным опытом. Они восхищались нашими донорами, а некоторые потом попросили разрешения прийти на мемориальную службу, которую мы проводим ежегодно. Помню, все явились при полной выкладке — в парадной полицейской форме.

Офицеры учились, как доставать тело из холодильника и перекладывать на стол в морге, как его фотографировать, как записывать основные параметры, как проводить осмотр (в том числе личных вещей), как снимать отпечатки и отслеживать другую информацию, которая может помочь при опознании. Они по очереди выступали в роли судмедэкспертов, антропологов, одонтологов и рентгенологов. Они заполняли все разделы розовой карты РМ по образцу Интерпола и просматривали горы желтых AM карт — их заполнили мы, — в поисках совпадений. Далее их просили представить случай перед настоящим коронером или прокурором, как будто в ходе следствия, и подтвердить степень уверенности в выполненном опознании.

На курсах царил дух товарищества, и в процессе обучения офицеров из разных подразделений у нас случалась масса запоминающихся моментов — от трогательных до смешных. На очной неделе мы проводили испытания, после которых каждая команда оценивалась по нескольким критериям. Некоторым группам, к примеру, мы подбрасывали мобильные телефоны, которые вдруг начинали издавать ужасно громкие и раздражающие сигналы, например мелодию на волынке. Реакцией любого нормального англичанина было бы скорее выключить телефон, однако от них в данном случае требовалось быстро его найти и постараться записать номер звонившего. Дальше ему надо было перезвонить и спросить имя человека, с которым тот пытался связаться, — это давало подсказку при опознании тела.

Офицерам не разрешалось брать телефон в руки, пока его не осмотрел судмедэксперт, поэтому мы их дразнили: набирали номер, а потом сбрасывали звонок, стоило им добраться до трезвонящего аппарата. Дальше мы дожидались, пока его сложат в мешок с уликами, и звонили опять. Мы потешались, наблюдая, как офицеры впопыхах стараются нацарапать номер на бумажке, пока он не пропал. Их это могло раздражать, но такая тренировка здорово повышала готовность к нестандартным ситуациям.

Мы могли подкладывать в карманы жертвы неожиданные предметы, которые вряд ли ей принадлежали — например, подбрасывали в карман мужчине губную помаду или расческу — лысому. Со временем офицеры начали пересказывать наши хитрости коллегам, которые должны были учиться после них, так что нам приходилось напрягать фантазию и придумывать еще более замысловатые ловушки. Мы не могли застраховать их от неожиданностей в процессе работы, но собирались к ним подготовить.

Одной группе мы подбросили в мешок с уликами копию ручной гранаты. С учетом того, что катастрофа произошла якобы на круизном лайнере со старичками, такой сценарий был маловероятен, но это не имело значения: цель упражнения заключалась в реагировании на неожиданную ситуацию. Мы отошли в сторонку и стали ждать. Когда они обнаружили гранату и сообщили нам, мы подняли тревогу и немедленно скомандовали эвакуировать морг. Поначалу они восприняли это равнодушно и слонялись вокруг морга в своих белых защитных костюмах, вроде как дожидаясь «минеров». Но мы уже поднаторели в разработке хитроумных сценариев: время шло, ученики продолжали ждать и постепенно осознавали, что их лимит времени на задание истекает. Они знали, что должны непременно закончить работу, иначе не получат финальную оценку. Теперь они все сильней волновались, поглядывая на часы и стирая со лба пот.

Когда мы решили, что протомили их достаточно долго, то объявили, что в морге все чисто, и они могут вернуться в здание. Стеная и возмущаясь, они бегом бросились внутрь, чтобы скорей закончить работу и уложиться в срок. Былую расслабленность как ветром сдуло: все нервничали и торопились. Пора было дать им еще один урок. Майк, наш распорядитель морга, остановил их на входе и поинтересовался, куда это они так спешат.

— Назад, работать, — хором воскликнули они.

— Это вряд ли, — ответил он. — Вы же в зараженных костюмах! Их надо снять перед карантинной зоной.

Послышались возгласы протеста («да у меня под костюмом одни трусы!»). Прекрасно! С довольными улыбками мы наблюдали, как сорок полицейских офицеров, еще недавно таких самодовольных, вбегали в здание в трусах и футболках (по счастью, на голое тело комбинезон никто не надел, а то пришлось бы что-нибудь придумать, чтобы избежать неловкости — не только с их, но и с нашей стороны). Теперь они поняли, что нас не следует недооценивать. А мы лишний раз напомнили им: в условиях катастрофы единственное, что можно предсказать — это непредсказуемость. Им предстояло опознавать жертв при падении самолетов, в поездах, сошедших с рельсов, после терактов и природных катаклизмов, и они должны были работать эффективно и профессионально, наблюдая ужасные, трагические картины. Тот эпизод, кстати, завершился к всеобщему удовольствию — вечером мы пригласили офицеров в бар и угостили пивом.

Третья часть курса, после которой они получали диплом о дополнительной квалификации, состояла в написании доклада о любой катастрофе в истории человечества, на их выбор. Они должны были изучить все обстоятельства и прокомментировать, какие методы ИЖК сработали в том случае, а какие нет, и что в процессе можно было улучшить. Слышали бы вы, какой они подняли крик! С какой стати им писать доклад? Они что, опять в школе? Однако впоследствии учащиеся признали, что это задание им очень помогло. Им представилась возможность обобщить всю информацию из теоретического и практического курса, да еще и получить диплом по предмету, который их теперь очень интересовал. Учеба была увлекательная, и большинство из них вспоминало о наших курсах с большой теплотой.

Некоторые написали такие подробные доклады, что мы решили их использовать во втором учебнике: Идентификация жертв катастроф: практический опыт, а гонорары за него перечислить в благотворительный полицейский фонд в пользу пострадавших на службе. Мы с Марком Линчем из полиции Южного Уэльса написали статью о катастрофе в Аберфане в 1966. Эта трагедия, наряду с Пайпер-Альфа и Маркизой, затонувшей в Темзе, чаще всего встречалась в докладах наших учеников (один, между прочим, написал про извержение Везувия — хотя в смысле идентификации жертв там особо не было где разгуляться).

Аберфан выбирали особенно часто не только потому, что там операция проводилась по образцовым для своего времени стандартам, но еще и потому, что тот случай отлично иллюстрировал, как можно делать свою работу даже в отсутствие хитроумных инструментов и технологий. Он установил планку, которая высока даже по сегодняшним меркам. Авария, случившаяся в Аберфане, глубоко тронула всех, кто о ней писал, особенно офицеров из шахтерских поселков. Тот случай напоминал, что ИЖК — процесс не новый; что мы идем по стопам тех, кто занимались идентификацией до нас, людей, которые справились с кошмарной задачей, поставленной перед ними, методично, скрупулезно и с состраданием к жертвам.