Денег у него на «Кожуховской» хватает, но те двести с лишним тысяч долларов, что лежат до сих пор наверняка в камере хранения аэропорта, ему тоже не повредят. Сейчас привезут этого Вдовина — придется поднажать на старого идиота, чтобы раскололся, где жетон. Затем раздобыть этот жетон… Потом — никому это поручить нельзя, надо самому ехать — изменив слегка внешность, заявиться уверенной походкой в «Шереметьево-2», забрать кейс… И все! Петрович подстрахует. И прямо оттуда сесть на самолет и улететь. С Петровичем — у того тоже ведь есть поддельные паспорта. Тоже на «Кожуховской», кстати…

— Блядь! — выругался Слава-Пижон, с ненавистью бросая телефонную трубку. — Ну блядь! Будто я салабон какой-то!

— Что стряслось, киса? — проворковала лежавшая на простыне под самым ветром от включенного вентилятора зеленоглазая шатенка и скрестила в воздухе ступни. — Кто тебя обидел?

— Никто! — огрызнулся в ответ Пижон и, приложившись к холодной бутылке пива губами, выхлестал всю ее в один присест. Потом закурил и, нагнувшись, собрал валявшуюся под ногами одежду — свою и девушки.

Он был совершенно голым. На правой его руке, от запястья и до самого плеча, тянулся сложный узор цветной татуировки: изображение русалки, только вместо хвоста у нее — свернувшаяся кольцами змея; в кулачках эта русалка-змея сжимала меч и бутылку вина… Славик быстро натянул носки, потом узкие белые трусики. Встал во весь рост и начал натягивать на ноги рваные джинсы, время от времени вынимая изо рта сигарету и кладя ее на специальные желобки в пепельнице.

Девушка, на которую он не обращал никакого внимания, поняла: случилось что-то серьезное. Она подползла к Славе и ткнулась головой ему в ноги, потом перевернулась на спину и осторожно спросила:

— Ты что, опять по делам уезжаешь? А как же я?

— А ты, Машка, сейчас бодренько так одеваешься и проваливаешь отсюда на все четыре стороны, поняла?

— Ну зачем так грубо? — надула губки шатенка.

Пижон бросил ей на грудь шмотки, и она, вздохнув, тоже стала одеваться. Высоко задрала одну ногу, потом другую, потом согнула их в коленях и влезла в колготки.

Славик опять рявкнул ей:

— Машка, ну ты чего, не поняла, да? Живее, у меня дела есть, а ты ногами сучишь! Давай-давай, не тяни резину…

На сей раз девушка уяснила, что лучше Славу сейчас не злить, и послушно вскочила с постели. Плавной походкой манекенщицы проследовала в ванную с вещами под мышкой. Славик проследил за ней взглядом и ухмыльнулся: какая походка все-таки! А фигурка!

Машка была его новой любовницей — и, кажется, самой лучшей за всю его жизнь. Славик-Пижон был холост, крут и всегда при деньгах, что позволяло ему снимать без проблем лучших тульских девчонок в кабаках и на дискотеках. Жизнью своей он был в настоящее время вполне доволен. Хотя когда-то были в ней и неприятные моменты — такие, как «малолетка», то есть исправительное заведение для не достигших совершеннолетия преступников. Или — несколько позже — пребывание на «химии», куда он залетел по глупости (грабанул с дружками продуктовый, с отягчающими обстоятельствами). Ну и после «химии» — армейка еще: два года, от звонка до звонка! Но в армии его уважали…

Еще бы! Ведь он один из немногих в стройбате умел петь — причем «в ноль», не отличишь! — почти весь репертуар Высоцкого. И татуировка, сделанная ему на «химии», и его рассказы, и правильный пацанский характер немало ему помогли. Притом что попал он в самую раздолбайскую роту, где, как назло, собрались уральские здоровенные парни, ни в грош не ставящие никого из Славкиного призыва. Но его зауважали, он стал среди них своим и вскоре уже гонял вместе с «дедами» «духов», пришедших служить вместе с ним.

После армии он работал — честно горбатился на одном из тульских предприятий. Потом встретил местного блатного авторитета Брыкина, и тот уболтал его заняться настоящим мужским делом. Стали бомбить ларечников, то да се… пока Брыкина не замели. Тогда Славе, которого из-за пристрастия к яркой и дорогой одежде братва прозвала Пижоном, повезло: он заболел и не участвовал в очередном «деле» Брыкина.

Многих в тот раз повязали заодно с авторитетом; осталось на воле всего несколько путевых пацанов. Одного из них звали Боря Угрюмый. Это был вечно что-то жующий парень просто невероятной толщины, но и силы тоже невероятной. Он нигде никогда не сидел, зато здорово дрался — вернее, просто давил врагов своей тушей, пока те не начинали молить о пощаде. Угрюмый был немного туповат, но это как раз и устраивало Пижона, решившего самостоятельно или с кем-нибудь на пару делать собственные дела… лучше иметь туповатого кента, чем умника, который будет с тобой вечно спорить!

Славик себя считал умником, что и подтвердилось вскоре целым рядом успешных операций, проведенных уже без Брыкина. Пижон с Угрюмым умудрялись вдвоем держать весь городской рынок, что приносило этой парочке неплохие деньги. Потом с ними случайно познакомился Петрович, предложил им легкую работу за хорошую сумму — большую, чем они сами ему поначалу назвали. Петрович вывел их на Артура Князева, и понеслось…

Работа была на самом деле плевой: разговорить указанного им старичка, или психа, или алкаша; потом напоить его или снотворным, или отравленной водкой — в зависимости от указаний Князева. И уж точно это была более легкая работа, чем контроль рынка! Хотя на рынке у них тоже остался свой человек. Угрюмый, при всей его лени и тупости, сообразил: их задействовали, видимо, потому, что их услуги дешевле, чем услуги московской братвы. Но Пижону было на это насрать. Он так и сказал толстяку: не нравится, мол, вали, я и без тебя обойдусь! Еще делиться с тобой каждый раз приходится… Тот заткнулся.

Вообще-то надо сказать, что это была их первая и до сих пор единственная ссора. Угрюмый хотел, чтобы им платили еще больше, но Пижон отказывался даже намекать об этом Артуру. Он просто не желал ничего менять. К тому же справедливо полагал, что за большие деньги с них соответственно больше и спрашивать будут… так их руками было умерщвлено около десяти человек: «около», потому что порой они не знали, дал дуба их клиент или нет. За этим следил уже сам Петрович.

Сегодняшний субботний день Пижон собирался провести красиво и весело — расслабиться так, как давно уже не расслаблялся… Он давно купил себе отдельную от родителей квартиру и постоянно водил туда баб, меняя их чуть ли не еженедельно. Называл это: «Поиски идеала». Обычно, быстро насытившись застенчивыми объятиями провинциальной студенточки, он с разочарованием говорил себе: «Эх, не то… опять не то! Мне бы такую телку, чтоб у меня искры посыпались из глаз в момент этого самого! Чтоб орала подо мной как резаная — и ни в чем мне не отказывала!» С легким сердцем он сплавлял вчерашнюю подружку кому-нибудь, если она была не против. Да тому же Угрюмому!

И вот наконец-то Славик нашел свой «идеал». Да, Машку нельзя было сравнить ни с одной из его бывших подруг. Эта в первую же вместе проведенную ночь устроила такой кошачий концерт, что соседи наутро спрашивали его: «Че это было, а, Славк? Животину какую мучил, что ль?» Славка отшучивался, а сам ходил счастливый — о, какие штуки умела вытворять Машка в постели! Это было именно то, что он искал: «Чтобы искры из глаз!..»