— Это не страшно, — шепчет девушка.

Её руки, такие прохладные, касаются моих щёк. Гладят, проводя пальцем по подсохшим моим царапинам. По горлу, словно отслеживая путь венки, что так бешено бьётся сейчас.

— Быстро и не больно, — в её голосе улыбка.

А на моей шее — петля. Я чувствую, как цепляется её шероховатость за небритую кожу. Она реальна. Но между тем я чувствую, что все это неправда. Я хочу поднять руку, чтобы убедиться в том, что девушка лишь мираж, но моё тело все ещё сковано тем лекарством.

— Мой хороший, — снова шепчет девушка.

Склоняется ко мне, её лёгкие волосы скользят по моим щекам. Целует в лоб. Нежно, по — матерински. Обдает запахом духов. Они…пряно пахнут мёдом. Мне казалось, вдыхая их аромат, чувствуешь сладость мёда на языке. Казалось, она вся такая медовая, единственная девушка, которая меня понимала. Которую убил отец.

— Ты мертвая! — кричу я.

Петля обнимает моё беззащитное горло. Закрываю глаза, чтобы не видеть её, ту, что пришла ко мне обнажённой. Она тихо смеётся. У меня — мурашки по коже. Все это неправда. Всё это мне только кажется. Член, который все ещё болит, после пинка Сафина, чуть напрягается, а потом из него бьёт тугая струя мочи. Ссать мне тоже больно, больно и стыдно, но по мере того, как намокают мои штаны, как подо мной разливается лужа, я снова обретаю немного власти над своим телом. Бьюсь в истерике, пытаясь содрать с себя петлю и теряю сознание.

Просыпаюсь, когда уже светло. В комнате я один. Петля — на месте. Висит себе под потолком. Теперь не так страшно. Штаны мои почти высохли. Касаюсь лица — оно, частью разбитое, страшно опухло. Снова колет сожаление — не стоило выходить без охраны.

Хочется пить. Так хочется, в горле пересохло, оно словно трещинами покрылось, дышу тяжело, со свистом, с трудом вдыхая воздух. Воды бы немного. Но я обманываю себя, я знаю, что мне нужно больше всего. Не понятно, что они мне вкололи, но ломает меня сильнее прежнего. Я душу готов продать хотя бы за косяк с травкой. Мне бы хоть на полчаса передышку.

Дверь заперта. Окно зарешечено. За ним — заросший сад. Я разбиваю стекло и кричу, так громко, как могу. Срываю голос, но все без толку.

Остаётся только дверь. Я разгоняюсь и бьюсь в неё всем телом. Обжигает боль, острая, всепоглощающая. Но я повторяю свои попытки раз за разом, до тех пор, пока деревянное полотно не трещит, сдаваясь.

Я свободен. Бреду на первый этаж, спотыкаясь на лестнице. Шатаясь, нахожу кухню. Краны тихонько свистят воздухом, воды нет. Оборачиваюсь. На столе стоит бутылка. Простая, пластиковая бутылка минералки. Мозг перегружен, но я помню, что так издевался над Зай. Но…если она подмешала туда наркотик, то только это мне и нужно. Мне станет легче. Я смогу нормально думать. Я выберусь, а потом всех выебу.

Нетерпеливо отбрасываю крышку, делаю глоток. Это просто вода, моя надежда, а зачем разочарование настолько сильны, что обманутый организм буквально выворачивает в ломке. Мне нужна доза.

— Я думал, — кричу я сорванным голосом. — Что ты не такая! Не такая, блядь, как все! Я поэтому и женился на тебе! Ты чистая была…а ты, ты… Ты все эти годы…

От мысли о том, что она реально все эти годы изменяла мне, заставила ублюдка своего растить, становится тошно. Падаю на колени и рыдаю. Я плачу потому, что меня обманули. Что мне плохо. И вода не помогла. Мне нужна доза, хоть маленькая.

Я рыдаю так долго, что выключаюсь. Глаза открываю — то ли вечер, то ли утро. Сумерки. Я лежу на полу, я не знаю, сколько времени я тут нахожусь. Наверное, меня уже ищут. Наверное, скоро найдут. Все это неважно. Я сконцентрировался на одном — мне сука, что-нибудь нужно, хотя бы бутылка виски.

Поворачиваю голову. Холодная плитка, касаясь щеки, немного приводит в чувство. Глаза так воспалены, что мне сложно смотреть. Всё в тумане. Но…на сером кафельном полу явственно что-то белеет. Ползу из последних сил, а затем торжественно хохочу.

Это её таблетки. Упали и рассыпались на полу. О, я знаю, что это наркотик почти, я несколько лет ими жену пичкал. Подбираю непослушными пальцами, запихиваю в рот, воды уже нет, я жую таблетки, давлюсь ими. Станет легче.

Они действуют иначе, чем наркотики. Они дарят забвение. Моё тело, мне кажется, отделилось от сознания. Мозг забили ватой. Руки и ноги не слушаются. Но мне легче. Сворачиваюсь на полу и тихо хихикаю. Я всех обхитрил.

Сознание ускользает, наверное, слишком много таблеток сожрал разом. Я почти выключаюсь, когда вижу её. Голую девушку с петлёй, но сил даже заорать уже не остаётся. Я засыпаю с нелепым удивлением — неужели я вот так глупо возьму и умру?

Но мне не дают умереть. Я слышу голоса. Их много. Значит, меня нашли и спасли. Значит, все хорошо. Я пытаюсь обрадоваться, но мне не хватает сил. Руку легонько колет болью — мне капельницу ставят.



— На лицо сильнейшая передозировка, — слышу я голос.

Врач! Значит, меня точно спасли. То, что в меня вливается из капельницы, даёт мне сил. Я открываю глаза и вижу Зай. Она в чёрном. Худенькая, тоненькая. Красивая такая. Родная…плачет. Кто обидел? Хочу спросить я. Я помню, что она весь мир. Что только скажи кто, я ему голову оторву. Я же все для неё сделаю. А потом понимаю, потом вспоминаю…

— У него отец умер, — всхлипывает моя жена. — Ему…совсем плохо стало. Я пыталась не выпускать его из дома, но он сам себе больно делал. Бился о стены и двери. Пытался повеситься. А потом нашёл мои лекарства…мне их во время послеродовой депрессии выписали, и съел. Вы видите, что случилось… Я сразу к вам…

И снова всхлипывает. Врач тихонько хлопает её по плечу и успокаивает. Я хочу сказать, что она все лжет, но мне не достаёт сил. И что петля, она на самом деле есть. И стоит мне уснуть, как обнажённая девушка будет надевать мне её на шею…

— Петля, — хриплю я, пытаясь рассказать. — Петля…

Меня успокаивают и делают очередной укол. Зато в следующее свое пробуждение я чувствую себя настолько сносно, что понимаю, где я нахожусь. Психушка, мать вашу. Я их навидался. Я мыслю трезво. Оглядываюсь — стены мягкие. Ничего, что могло бы мне навредить. Но ничего. Я отсюда выберусь, я не бесхребетная Зай.

У них не хватило ума запереть дверь — халатность ил понадеялись, что я просплю без памяти? Я выхожу в коридор. Ночь, поэтому нет никого, лишь шуршит бумагами на посту медсестра. Я иду в другую сторону, крадусь тихо и незаметно, представляя себя героем, Бэтменом или Суперменом. Я всесилен, вот только доберусь до дома, к своим деньгам.

К сожалению, дверь из отделения заперта. Но есть окно в торце коридора. Оно чуть приоткрыто, в попытке впустить внутрь ночную свежесть. Я ликую. Я победил.

Толкаю раму. Внизу — карниз. Я смогу по нему пройти до водосточной трубы, по ней спуститься вниз. Я чувствую свое тело, как никогда, в этом моменте, и понимаю — смогу. Карниз узкий и мокрый, я иду медленно, прижимаясь к стене всем телом.