Окно разбилось за несколько мгновений до оргазма, когда сладкая истома только начала подкрадываться. Я замер, недоумевая, откуда звук, девушка испуганно сжалась, чуть прихватив, придавив член влагалищем.

— Эй, — голос я узнал сразу. Повернулся, увидел Сафина, который смотрел на меня с какой-то непонятной жалостью во взгляде. Как на таракана, которого раздавить собирается. — Хорошо тебе?

И дёрнул меня назад. Я на спину упал, штаны расстегнуты, член торчит вверх. Девушка заверещала, а я попытался сжаться, предугадывая следующее движение Сафина. Не успел. Он пнул меня прямо по яйцам, прямо по эрегированному члену. Боль яркая, всепоглощающая затопила с головой. Сафин подхватил меня за волосы, которые успели отрасти за последние месяца, и поволок к окну.

— Больно же! — поневоле воскликнул я.

— Жаль, что кончить не успел, — посокрушался Сафин. — Теперь нескоро потрахаешься. А может и никогда, сорян, Вась, дури во мне немерено, силы мог не рассчитать.

Тащит меня к окну, штаны сползают, осколки больно врезаются в беззащитную кожу задницы. Я то штаны подтянуть пытаюсь, то руку от своих волос отодрать. Рука у Сафина здоровая и крепкая, её оторвать если только с волосами.

— Ментам звони, — ору я шлюхе, которая торопливо натягивает на себя одежду.

Сафин вздыхает, лезет в карман, достаёт оттуда небольшую стопку наличных, протягивает девушке.

— Через пять минут, милая, — говорит он ей и она кивает.

Деньги берет, на меня смотрит…с ненавистью. Сука, я всех найду потом, и её найду, она у меня ещё получит…

Меня перекидывают через подоконник. Второй этаж, я больно ударяюсь, не смотря на то, что меня подхватывают, смягчая удар.

— Я тебе заплачу, — говорю, вытираю кровь, что с разбитого лба течёт, глаза заливая. — Сколько хочешь. Я богат теперь…

— Твоё счастье, что я обещал ей тебя не убивать.

Значит этот мутант её слушается. Тогда у меня есть шанс. Она же моя жена. Она точно любила меня, моя Зай. Раньше, до того, как все изменилось. Она не сможет сделать плохого. Мягкая.

Меня запихивают в багажник. Сначала я ору, пытаясь выбраться из этого жестяного гроба. Стучу, в надежде привлечь чье-нибудь внимание, но урод просто делает музыку погромче.

Кровь, что текла из моего лба потихоньку останавливается. Я стремительно трезвею, и эффект наркотика тоже постепенно сходит на нет, оставляя после себя головную боль и озноб. Господи, какой же идиот я был! Не стоило из дома без охраны выходить…

Когда меня вытаскивают из машины у меня болит все тело разом. На голову надевают мешок, руки связывают сзади и толкают, вынуждая идти. Каждый шаг кажется последним. Шагаю я осторожно, то и дело представляя, как срываюсь и лечу в пропасть. Но в итоге просто спотыкаюсь о ступени, падаю, скрючиваюсь. Я не хочу дальше идти. Я домой хочу.

Когда с меня мешок стащили, внутри уже, первым, кого я перед собой увидел, была Зай. Смотрит на меня, а в глазах — брезгливость. Я злюсь, она не знает, что я здесь — Царь и Бог, что я их всех с потрохами купить могу, и брата ее, этого выебонистого, и ту гору мышц, что стоит рядом с Зайнаб, поглядывая из-под бровей. В платье с длинными рукавами, коленки закрыты, точно она верная жена, а не шлюха, изменившая мне — да ещё с кем? С охранником, блядь.

— Ну, здравствуй, — улыбаюсь широко, раскидывая руки, — папочка приехал. Скучала?

— Ты болен, Динар, — говорит она, даже не приближаясь, — ты наркоман и сумасшедший. Тебя нужно изолировать, это все для твоего же блага.

— Не смешно, Зайка.

Я только сейчас вижу, куда попал. Комната белая, кровать, на потолке люстра, а рядом — крюк висит. С петлей.

— Думаешь, я повешусь, сука? — вперёд рванул, пытаясь достать Зай, сам не знаю, на что надеялся. Но мне не дали, Сафин сходу кулаком в лицо ударил, так, что из глаз искры. Я упал, а сам языком зубов касаюсь — на месте. Повезло ему, значит. Встать не смог, мешали скованные руки. Лег поудобнее, насколько это вообще возможно в моей ситуации, ногу на ногу закинул.

— Я урою тебя, перекачанный долбоеб. Решил, если тебе дала моя жена и выблядка родила, ты человеком стал? Ты — никто, ноль, хуй без палочки.

Под конец уже сорвался, кричать начал, но больше всего хочется добраться до Зай, схватить ее и наказать. Она же слабая, если б не эта мразь, чтоб она смогла?

— А ты шлюха, — выплевываю кровь прямо под ноги, пачкая это стерильное помещение. Сейчас бы немного дури, чтобы прогнать эту слабость предательскую, я б показал им. — Это ведь вы отца грохнули, да? Он никогда бы на самоубийство не пошел. Мерзкая семья, ты и твой братец.

— Тебе нужно лечиться.

Мне так многое хочется сказать в ответ этой шлюхе, но она не даёт мне шанса, выходя из комнаты и закрывая дверь. Ещё и свет выключили. Веревки впиваются в запястья, они блядь даже не догадались их снять. И на кровать залезть никак, твари. Так и лежу на полу, мечтая, как выберусь отсюда, и отомщу им, всем до одного. Скоро доберусь до отцовских денег, тогда они у меня все сосать будут.

Меня вырубает, не то сон, не то потеря сознание, рук совсем не чую. В какой-то момент дверь открывается, и темноту разрешает полоска света, больно проходясь по глазам. Они сухие, точно песка сыпанули, моргать даже больно.

— Кто это?

Пытаюсь сосредоточиться на фигуре, но не узнаю, голова полна тяжёлых мыслей. Меня переворачивают лицом в пол, я матерюсть, это пока все, на что я способен, со связанными-то руками. Штаны спускают, грубо, обнажая зад.

— Только попробуй, блядь, — на миг представляя самое страшное, — я тебя пидора, прямо тут выкошу.

— Твоя задница меня не возбуждает, петушок, — раздается мужской голос, а следом игла впивается в ягодицу.

— Вы чё там мне колете?

Ужас липко прокатывается по позвоночнику, но он быстро сменяется отупением. Нет, это не дурь, с нее совсем другой приход, скорее — снотворное. Руки мне освобождают, но поднять я их не могу, каждая весит по ощущениям не меньше тонны. Язык, неповоротливый, странно большой для рта, вываливается наружу, и я лежу так, почти касаясь им пола.



Только это меня уже не тревожит, я глаза закрываю, и больше открыть их не могу.

Реальность возвращается ко мне медленно. Клочками, словно сквозь туман. Открываю глаза, и сделать это так тяжело, будто на веках монеты лежат, как у покойников в старину. Сравнение меня пугает, жить хочется долго и счастливо. Богато. В комнате темно, не знаю, провалялся ли я полные сутки, до новой ночи, или здесь нет окон. Дверь открывается. Там — светло. Свет этот режет по глазам, они слезятся, я морщусь и болью обжигает поджившую уже ссадину на лбу.

— Ты кто, мать твою? — спрашиваю я.

Мне не страшно. Я убеждаю себя в том, что мне не страшно. А потом вижу её. Свет позади женской фигуры слишком ослепителен, я не вижу, Зай ли это. Только силуэт тонкой женской фигуры. Она медленно, торжественно даже идёт ко мне. Кажется, плывёт по этому ебаному туману, которым все здесь заволокло. Она полностью обнажена и не стыдится своей наготы. Не Зай значит, точно, та и через несколько лет брака все пыталась прикрыть руками маленькую острую грудь, которую мне всегда кусать хотелось, оставляя алые метки своих зубов.