— Привет!

Войдя, Марсело не улыбнулся.

— Рада тебя видеть. — Элен понимала, что поцелуй сейчас неуместен, но не протягивать же ему руку для пожатия! Она закрыла за гостем дверь. — Давай куртку!

— Ничего, я ненадолго.

Ой!

— Хочешь чего-нибудь выпить?

— Нет, спасибо.

— Может, хоть присядешь?

— Спасибо. — Марсело подошел к дивану и сел.

Элен видела, что он сам не свой. Она опустилась в кресло наискосок от гостя.

— Знаешь, — начал Марсело, — раз мы с тобой вступили в преступный сговор, пожалуй, лучше обсудить наши дела у тебя дома, а не на работе.

— Извини, что подставила тебя.

— Да ладно. — Вид у Марсело был напряженный, вокруг рта появились жесткие складки. — Я все ломал голову, что делать, как все замять. — Он положил руки на колени и слегка подался вперед. — Во-первых, должен перед тобой извиниться. Я не имел права признаваться тебе в своих чувствах. Я был не прав, прости меня.

Элен проглотила подступивший к горлу ком. Ее душила обида.

— Тебе не за что извиняться. И потом, неужели все так ужасно?

— Да, особенно учитывая, как все обернулось.

— Но все можно как-то замять, уладить!

— Нет, нельзя.

Как будто у них семейная сцена… А ведь они даже не любовники.

— Я твой начальник, и между нами ничего не может быть.

— Но мы ведь еще и не пробовали! — Элен сама удивилась своему пылу. — И потом, работникам одной компании встречаться не запрещается.

— Только не начальнику с подчиненной. — Марсело с подавленным видом опустил голову. — Ну ладно, к делу. В общем, я всех обманул. Я никогда, никогда в жизни не лгал подчиненным. Теперь все в курсе, что я отношусь к тебе по-особому, не так, как ко всем остальным, потому что я к тебе неравнодушен. — Голос его дрогнул; он вздохнул и твердо продолжал: — Но сейчас я знаю, что делать.

— Я тоже. — Элен все обдумала в самолете, на обратном пути.

Марсело предостерегающе поднял руку.

— Нет, позволь уж мне. Для того я к тебе и приехал. Завтра, пожалуйста, не выходи на работу.

Только этого не хватало!

— Почему?

— Я намерен созвать общее собрание. Тебе на нем присутствовать не стоит. Объясню, что случилось. Не бойся, я не стану признаваться в своей… в своих нежных чувствах, я еще не настолько сошел с ума. — Марсело улыбнулся. — Я признаюсь, что солгал о тебе, потому что ты занимаешься личными делами, о которых не хотела ставить в известность ни меня, ни остальных сотрудников. По-моему, так будет лучше всего.

— Ты собираешься сказать правду?!

Марсело широко улыбнулся.

— Не такой уж я безумец. Мы ведь работаем в газете и призваны служить истине.

— Но не сейчас и не так! — Элен заволновалась не на шутку. Если он действительно поступит, как собирается, на его карьере можно будет поставить жирный крест.

— Я извинюсь перед подчиненными, признаю свои ошибки.

— Марсело, ты не имеешь права! — Элен едва не задохнулась. — Они перестанут признавать твой авторитет! Все и так сплетничают у тебя за спиной, а твое признание лишь подольет масла в огонь. Потом уже ничего не исправишь!

— Журналисты — люди умные и разговорчивые. Они болтают, обмениваются домыслами и сплетнями. И тут уже ничего не поделаешь.

Элен, охваченная тревогой, подалась вперед.

— Так ты ничего не поправишь! Да, одному из нас придется покаяться во лжи, но только не тебе.

— Не волнуйся, я скажу правду, и ничего страшного не произойдет.

— Нет, произойдет! Ты не понимаешь… Я не могу допустить, чтобы ты сломал себе жизнь из-за меня!

— У тебя в данном случае нет права голоса. — Марсело печально улыбнулся, и Элен поняла: если он поступает так не ради себя самого, возможно, он делает это ради нее.

— Если ты поступишь, как собираешься, мне будет только хуже. Все сразу подумают, что мы с тобой спим, и меня навеки заклеймят позорным клеймом. Знаешь, для всех будет лучше, если ты временно отстранишь меня от работы за то, что я тебя обманула.

— Ты что, сама этого хочешь?! — нахмурился Марсело.

— Другого выхода нет. Если ты временно отстранишь меня от работы, я буду всего лишь еще одной работницей, которая обманула начальника. Начальников обманывают все.

— Правда? — с ужасом переспросил Марсело.

Элен подумала: какой же он милый!

— Все будут знать, что я обманула тебя, чтобы прогулять работу.

— Прогулять?

— Я не вышла на работу без уважительной причины. Куда-то улетала — скорее всего, отдыхать. Видишь, даже обгорела на солнце. А если ты скажешь, что солгал, покрывая меня, будет целое дело, и тогда ничего уже не исправишь!

Марсело сжал губы, пытливо глядя ей в глаза. Он соображал на ходу.

— Ты ведь журналист, не первый день работаешь в газете. Если рядовой сотрудник обманывает начальство, это еще ничего. Но если начальник обманул коллектив, прикрывая подчиненную… Это уже материал на первую полосу!

— Не знаю, не знаю. — Марсело запустил пальцы в волосы, бормоча: — Que roubada. Ну и кашу мы заварили!

— Марсело, если я тебе небезразлична, ты временно отстранишь меня от работы без сохранения содержания.

— Ты в самом деле этого хочешь?

— Да. На неделю.

— На три дня! — решительно возразил Марсело, плотно сжав губы.

— Договорились.

Марсело не сводил с нее сокрушенного взгляда.

— Отстранение от работы — дисциплинарное взыскание. Ставит под угрозу твою дальнейшую работу.

Элен и сама все понимала, но приказала себе не отвлекаться на мелочи. Сейчас не время плакать. Она сама во всем виновата, ей и отвечать.

— А ты взгляни на дело с другой стороны. Если ты меня уволишь, то уже ничто не помешает тебе встречаться со мной! Работу я потеряю, зато получу бойфренда.

— Ты меня убиваешь. — Марсело встал и подмигнул ей.

Элен тоже встала. Их разделяло не больше метра; они могли бы обняться, но не прикасались друг к другу.

— Я шучу, — сказала Элен, но Марсело решительно направился к двери.

На пороге он остановился, обернулся к ней и печально улыбнулся.

— Тогда почему мы не смеемся? — спросил он.

На это у Элен ответа не было.

Элен разложила на покрывале инструкции из лаборатории, чтобы ничего не упустить, и достала из сумки два бумажных мешочка: один — с окурками Билла, второй — с банкой из-под газировки, которую пила Кэрол. Она положила их рядом с белым конвертом, в котором лежали ватные палочки с образцом ДНК Уилла. Орео-Фигаро, примостившийся на краешке кровати, недоуменно следил за ее действиями.