Тема нравственности глубоко интересовала многих ведущих теоретиков психологии, включая Зигмунда Фрейда, Берреса Скиннера и Жана Пиаже. Важной частью наших представлений о самих себе является ощущение, что мы способны поступать правильно и выносить суждения относительно справедливости и честности. Но дети и в этом отличаются от взрослых. Когда малыши протестуют – «Это несправедливо!» – сталкиваясь с реальными или воображаемыми несправедливостями, родители часто им отвечают (и нередко действительно так думают!): «Ну, жизнь не всегда бывает справедлива».

Когда маленькие дети совершают проступки, делают ли они это из-за неразвитой нравственности, по злобе или из невежества? А если дети не прислушиваются к нашим наставлениям, если у них, похоже, нет никакого стыда, означает ли это, что из них непременно получатся преступники?

Представьте, например, что 22-месячная Элис пытается сунуть палец в электрическую розетку. Вы подбегаете к ней и кричите: «Нет, нельзя!» Она упрямо делает это снова. Вы хватаете ее на руки, уносите в противоположную часть комнаты и снова повторяете: «Нельзя!» Она ждет, пока вы отвернетесь, а потом возвращается к розетке, пока вы ищете заглушку в кухне. Значит ли это, что Элис – непослушный ребенок, из которого вырастет сущее наказание для родителей? Значит ли это, что вам не удалось внушить ей понятие о правильных и неправильных поступках?

Вероятно, здесь существует более простое объяснение, связанное с развитием у Элис чувства «я». Возможно, Элис не реагирует на наказания потому, что пока еще не ощущает себя как независимое существо, которое можно оценивать. А если она не способна видеть себя человеком, которого могут оценивать она сама или другие люди, то с чего бы ей сопротивляться искушению напроказничать снова, как только вы повернетесь спиной? Саморегуляция невозможна, если Элис не сознает, что ее поведение может оцениваться по какому-то стандарту. Вероятно, по этой причине она и не ощущает ни стыда, ни угрызений совести, которые ощущал бы на ее месте ребенок постарше, совершив какой-то дурной поступок. Исследователи сообщают, что маленькие дети часто показывают родителям результаты своих проступков, не выражая никаких конкретных эмоций: «Видишь? Я сломал телевизор». Почему же это ребенка не расстраивает? Наверное, потому, что он не сознает, что сделал что-то плохое.

Чтобы проверить эту теорию, профессор Дебора Стипек и ее коллеги из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе раздали матерям 123 детей в возрасте между 14 и 40 месяцами вопросник из 22 пунктов, чтобы они заполнили его дома. Матерей просили наблюдать за поведением их детей и оценивать его в соответствии с этими пунктами, прежде чем ответить «да» или «нет» на каждый вопрос. Например, в одном пункте был вопрос о том, может ли ребенок узнать себя в зеркале (это – индикатор самосознания). Другой вопрос был таким: «Пользуется ли ваш ребенок общими оценочными терминами, говоря о себе, например: „Я – хорошая девочка“?» Цель такого рода вопросов – определить, способны ли дети подвергать себя оценке. И наконец, матерям задавали вопрос, демонстрируют ли их дети какую-либо эмоциональную реакцию, когда совершают проступок. Что же обнаружили профессор Стипек и ее коллеги?

Когда ребенок возраста Элис совершает проступок, а потом снова повторяет те же действия, после того как его отругали, это происходит не потому, что он – «плохой». Он просто пока не подвергает себя самооценке и поэтому не испытывает никаких угрызений совести, совершая проступки. Прежде чем ощутить угрызения совести, необходимо сознавать, что вас могут оценивать и что существуют некие стандарты оценки! В упомянутом исследовании прослеживалась надежная последовательность. Прежде всего ответы матерей указывали, что дети умеют узнавать себя в зеркале или на фотографиях, или обратить внимание на что-то в своей внешности в довольно раннем возрасте. Около 80 % матерей 14–18-месячных детей говорили, что их дети могут это делать (и это согласуется с результатами опыта с красным кружком, который мы описывали выше). Затем, когда дети осознают себя как отдельные сущности, они обретают способность к самооценке и самоописанию. На это способны около 50 % детей в возрасте от 19 до 24 месяцев, около 80 % 25–29-месячных и почти все (91 %) 30–40-месячные. Да, так много времени уходит на то, чтобы выработать способность говорить о себе объективно и оценивать свои качества!

Маленькие дети часто говорят родителям о своих проступках, не выражая никаких эмоций. Они просто не осознают, что сделали что-то плохое.

И в последнюю очередь дети начинали демонстрировать эмоциональные реакции, совершив проступок, и пытались удерживаться от поступков, которые, по их мнению, были «неправильными», но это происходило очень не скоро. Лишь 51 % детей в возрасте от 25 до 29 месяцев демонстрировали огорчение или стыд, совершая проступок, или пытались удержаться от его совершения. Даже между 30 и 40 месяцами процент детей, которые пытались оценивать свое поведение, увеличивался ненамного. Лишь 59 % детей постарше проявляли эмоциональные реакции, когда вели себя «плохо».

Нравственному поведению неоткуда взяться, пока дети не сознают себя как социальные существа, чье поведение может оцениваться в сравнении с каким-то стандартом. Как же могут они думать о том, что нужно вести себя нравственно, если не испытывают ничего особенного, совершая проступок? И что способствует достижению такого уровня развития? Опять же, чтобы понять это, обратимся к образу мыслей детей и к тому, как с ними обращаются. Вероятно, когда дети научатся помнить о неких стандартах и сравнивать их с реальностью, они могут начать оценивать самих себя. Ребенок, например, думает: «Липкие руки – это плохо. Это неприятно, мама так сказала в прошлый раз, когда у меня были липкие руки. Теперь они снова липкие. Это плохо». Способность удерживать в памяти стандарты и оценивать ситуацию в терминах этих стандартов демонстрирует растущую когнитивную гибкость. Этому помогает и растущий словарный запас. Теперь ребенок постепенно узнает описательные термины, такие как «хороший» и «плохой», «липкий» и «чистый».

В конечном счете социальное «я» является результатом нашей способности регулировать свои эмоции, получать то, что мы хотим, не выходя из себя и не переступая границ. Эмоциональная саморегуляция соотносится со стратегиями, которые мы используем, чтобы приспособить свое эмоциональное состояние к комфортному уровню напряжения, добиваясь своих целей. В ранние месяцы жизни младенцы обладают лишь ограниченной способностью регулировать свои эмоциональные состояния.

По мере развития коры головного мозга терпимость малыша к стимуляции возрастает. Между 2 и 4 месяцами воспитатели начинают развивать эту способность, инициируя игры «лицом к лицу» и привлекая внимание малыша к различным предметам. Родители стремятся доставить малышу удовольствие, чутко приспосабливая темп собственного поведения так, чтобы ребенок не терялся и не расстраивался, тем самым способствуя развитию терпимости к раздражителям. К 4 месяцам малыши уже могут помочь себе самостоятельно отрегулировать эмоции, отворачиваясь от неприятных стимулов, а к концу первого года жизни – и уползти от них прочь. Помогая малышу справляться с эмоциональными состояниями, родители и воспитатели вносят свой вклад в стиль эмоциональной саморегуляции ребенка. К 2 годам дети уже умеют пользоваться для этой регуляции речью. У них развивается особый набор терминов, описывающих чувства, такие как «радоваться», «любить», «противный», «глупый». Слушая сказку о чудовищах, Сюзи хнычет: «Мамочка, страшно!» Моника откладывает книжку в сторону и успокаивающе обнимает дочку. Сюзи не смогла сама справиться с собственной эмоцией, но, сообщив о своих чувствах матери, получила то утешение, в котором нуждалась.