Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дальше день ото дня Вл. Соловьеву становилось все хуже и хуже. Многочисленные врачи ничем не могли ему помочь и определили у него склероз артерий, цирроз почек и уремию, а также полное истощение организма. Напутствовал его местный священник села Узкого, и перед смертью он часто терял сознание.
Два обстоятельства из последних дней Вл. Соловьева являются не очень ясными. С.Н. Трубецкой пишет:
«Молился он и в сознании и в полузабытьи. Раз он сказал моей жене: „Мешайте мне засыпать, заставляйте меня молиться за еврейский народ, мне надо за него молиться“, и стал громко читать псалом по-еврейски. Те, кто знал Владимира Сергеевича и его глубокую любовь к еврейскому народу, поймут, что эти слова не были бредом»[129].
Все-таки необходимо сказать, что в этой предсмертной молитве об еврействе для нас далеко не все понятно.
Другое обстоятельство заключается в том, что пишет тот же С.Н. Трубецкой:
«То была цельная и светлая жизнь, несмотря на все пережитые бури, жизнь подвижника, победившего темные, низшие силы, бившиеся в его груди. Нелегко далась она ему: „Трудна работа Господня“, – говорил он на смертном одре»[130].
Загадочно, что же именно Вл. Соловьев имел в виду, говоря о «работе Господней». Едва ли он здесь говорил о трудностях и тягостях обыкновенной человеческой жизни. Вероятно, здесь имелись в виду какие-то специальные намерения и чрезвычайные цели. Но что именно, сказать трудно, хотя и возможны разного рода догадки.
Еще будучи в Пустыньке (куда он приехал 2 июля) и чувствуя приближение рокового конца, Вл. Соловьев сам выбрал для себя место, где просил похоронить его. На этом месте он перед отъездом сорвал красный цветок и вставил его в петлицу сюртука.
Здесь же, 8 июля, за неделю до приезда в Москву, Вл. Соловьев написал свое последнее стихотворение по поводу цветов – колокольчиков, которое в биографическом отношении необходимо считать весьма значительным.
В грозные, знойные
Летние дни –
Белые, стройные
Те же они.
Признаки вешние
Пусть сожжены, –
Здесь вы нездешние,
Верные сны,
Зло пережитое
Тонет в крови, –
Всходит омытое
Солнце любви.
Замыслы смелые
В сердце больном, –
Ангелы белые
Встали кругом[131].
Стройно-воздушные
Те же они –
В тяжкие, душные,
Грозные дни[132].
Обстоятельства, однако, сложились так, что Вл. Соловьев был похоронен не в Пустыньке, как он хотел, но в Москве, хотя приехавшая в Москву С. Хитрово и просила выполнить волю покойного, встретив при этом отказ со стороны семьи Вл. Соловьева и особенно его сестер.
Кончина Вл. Соловьева произошла в имении Трубецких в 9½ часов вечера 31 июля 1900 года. Отпевали Вл. Соловьева в университетской церкви, где присутствовало (может быть, в связи с летним временем) очень мало народа.
Похоронен же был Вл. Соловьев на Новодевичьем кладбище рядом с могилой его отца С.М. Соловьева[133].
Так безвременно оборвалась жизнь человека, которому едва было 47 лет и который отличался небывалой силой философской мысли, небывалым владением мировой философией, напряженнейшей духовной жизнью и мощной творческой энергией, полной неиссякаемых замыслов.
1978 – 1981
ФИЛОСОФСКО-ПОЭТИЧЕСКИЙ СИМВОЛ СОФИИ У ВЛ. СОЛОВЬЕВА
I. Общая характеристика и ранний период
1. Вступительные замечания.
Весь сложный, беспокойный и бесконечно разнообразный философский путь Вл. Соловьева требует от нас одного научно-исследовательского наблюдения, которое помогло бы максимально обобщить этот путь и дать его краткую и предельную формулировку[134].
Вл. Соловьев – идеалист. Но вот от классических форм идеализма он дошел до полного их отрицания. Как это могло случиться и имеется ли что-нибудь общее между началом, серединой и концом его философского пути? Мы часто наталкиваемся у философа также на ярко выраженные тенденции, если не прямо материалистические, то, по крайней мере, мощно возвещающие о выходе за пределы идеализма в обычном смысле слова. Как это могло случиться и где у него такая теория, такая понятийная система и такая терминология, которая свидетельствовала бы не просто о наших догадках и не просто о рассыпанных повсюду и подчас противоречивых суждениях философа? Несомненно, здесь чувствуется и такая теория, и такая категория, и такой термин, которые соответствуют и глубочайшим намерениям философа, и нашему намерению довести дело до полной ясности.
И далее, на протяжении всей своей сознательной жизни Вл. Соловьев неустанно призывает к общественному и политическому служению и старается в этом смысле переработать отвлеченность всякого идеализма. Вл. Соловьев – восторженный поклонник прогресса и философ, пришедший к его безусловному отрицанию. Вл. Соловьев – теоретик всеединства, и он же – горячий патриот, всю жизнь мечтавший о всемирно-исторической и международной роли России. Но этот патриотизм не может же быть каким-то внешним привеском у столь синтетически мыслящего философа. Его патриотизм, конечно, должен быть заложен в самых глубоких основаниях его идеалистического мировоззрения. Наконец, в целях раздельного и постепенного изучения философии Вл. Соловьева мы нашли необходимым отделить везде господствующую у него мистическую презумпцию от рациональных доказательств, основанных на здравом смысле и тоже пронизывающих его философию с первых ее страниц и до последних. Но ведь такого рода разделение двух сторон в философии Вл. Соловьева для нас тоже не может быть окончательным. Это разделение мы произвели только для удобства последовательного анализа соловьевской философии. А для самого-то Вл. Соловьева это разделение, хотя он проводил его и всегда, и систематически, в то же самое время имело и глубочайший синтетический и универсальный смысл. Но тогда опять и опять возникает вопрос: где же, в чем же и когда же, в какой концепции, в какой основной категории и в каком основном термине этот синтез у философа больше и яснее всего выражен? А главное, что в этом отношении для соловьевского идеализма специфичнее всего и чем он больше всего отличается от других типов идеализма?
Эта концепция у Вл. Соловьева есть концепция Софии (Мудрости, или Премудрости); и эта категория, и этот термин у Вл. Соловьева есть «софия».