У меня было достаточно времени, чтобы составить себе смешанное впечатление и о Шлюмпфах, и об их коллекции. Им никак нельзя было отказать в хорошем вкусе. Вдобавок к королевским «Бугатти» они обзавелись двадцатью одним образчиком чудесной Пятьдесят седьмой модели, включая «Атлантик-купе», почти в столь же безупречном состоянии, как у Джулиана и Джона Сполдингов. У них имелась и хлипкая Пятьдесят вторая модель — детская игрушка, работающая на электробатареях. И, разумеется, Тридцать пятая модель, еще недавно принадлежавшая Элио.

Увидев ее, я с трудом удержался от слез. Словно увидел тело дорогой мне покойницы. Подобно остальным здешним «Бугатти» машина была поставлена на стояки, так что колеса не доставали до полу — и напоминала бабочку, пришпиленную к доске. Нет, не могли мы предсказать ей такую судьбу — ни Элио, ни Джилл, ни даже чета Шабролей.

Но подопечные Ивана Ламберта не обращали внимания на такие мелочи. Они скакали, как шарики для игры в пинг-понг, по всему музею, заглядывали под капот, подлезали под днище машин, даже давая той или иной покрышке хорошего пинка, когда Жана Жулу не было поблизости.

За этим занятием я и застукал Генри Чосера. Дочь держалась с ним рядом. Кажется, она уже успела здесь кое-что зарисовать. Мы заговорили, довольно скоро начали обращаться друг к другу по имени. Генри все еще оплакивал свою Тридцать седьмую модель, потерянную в ходе «блицкрига», и рассматривал Мелинду как единственное, зато пожизненное утешение.

— Увидел я тут одну машину — сильно смахивает на мою. — Он говорил о машине как о возлюбленной. — Я вас ненадолго покину.

Мы с Мелиндой пошли рядышком мимо «Баллотов» и «Амилькаров», она на ходу пролистывала последние рисунки.

— А мне можно посмотреть?

Сам не знаю, на что я рассчитывал. Рисовала она не машины, а людей, причем в карикатурном виде, с жалкими телами и с огромными головами; это был стиль, в котором работают знаменитости, выставляющиеся в галерее у Сарди. И она умела ухватить суть характера, передав образ — в основном компаньонов по туру — несколькими быстрыми гротескными штрихами. Ее сатирический талант был явно сильнее чисто рисовальщического.

— Вот это мне нравится! — рассмеялся я, указав на рисунок, изображающий Гуннарсонов.

— Эрик и Фреда? А вы действительно о них ничего не слышали? Это же известные в Германии и Швеции поп-звезды вроде ваших американских Сонни и Шер. А они немного смахивают на охотничьих собак, не находите? Швыряют деньги направо и налево, предаваясь хобби Эрика: «Бугатти» и музыкальные инструменты восемнадцатого столетия. А Фреда занимается бизнесом. И ей все в поездке с самого начала осточертело. Она здесь только затем, чтобы не отпускать его одного.

— А эти двое?

— Карлос и Маржорет. Военно-полевой роман. И мне кажется, небескорыстный. Стареющий гаучо и невеста, сидящая на деньгах. Они расписались где-то между Дирборном и Рино.

На следующем рисунке двое мужчин отчаянно спорили, стоя у передней оси «Бугатти».

— Сол что-то внушает Хасану. Он у меня почти повсюду. Вот, смотрите, Сол и Колин. А вот Сол и Карл.

Сол Баттерфилд в шляпе а ля Фрэнк Синатра держал за грудки Карла Гривена, что-то внушая ему. Гривен, казалось, поддавался на уговоры, но вовсе не выглядел тем безобидным и вечно поддакивающим старичком, которого описывал Тед. В роговых очках и в шляпе он смотрелся лихо и как-то трагически нахально, подобно человеку, который осмелился требовать у Князя Тьмы лишней порции похлебки.

— А вы хорошо знакомы с мистером Гривеном? — спросил я.

— К сожалению, нет. Да Карл и не пошел бы на это.

Я переключил ее внимание на рисунок.

— А судя по рисунку, вы его изучили неплохо.

Она рассмеялась, разоблаченная и польщенная.

— Он проводил много времени с Генри. Эти вечные разговоры о «Бугатти». Если сойдутся лесорубы, они, должно быть, толкуют о том, как рубят лес.

— Только о «Бугатти»?

— Нет, Карл все время говорил, что принимает участие в туре ради каких-то изысканий. Подготовительные материалы к документальному фильму.

— И вы ему поверили?

Мелинда резко остановилась возле ослепительно алого «Майбаха».

— В технике он явно хорошо разбирается. Он говорил, что у него еще довоенный опыт. Но Карл не таков, чтобы о нем можно было составить верное впечатление с первого взгляда. — Она пожала плечами, демонстрируя предельный скептицизм. — Мы все сидели в «Билтморе» в Лос-Анджелесе за ужином, когда пришла телеграмма о его жене. Никто не усомнился в ее подлинности. И он в первую очередь. Но всего лишь тяжело вздохнул. Подлинное горе таким не бывает.

— А где она умерла?

— Он не сказал. Карл человек скрытный. У него по этой части талант.

Я легонько прикоснулся к ее локтю.

— Мелинда, но кому-нибудь должно быть известно, куда он отправился.

Ее взгляд, казалось, пронзил меня насквозь. Потом она улыбнулась, мягко и сочувственно.

— Вас это так… тревожит, Алан. Жаль, что ничем не могу вам помочь.

Последнюю фразу можно было проинтерпретировать и противоположно прямому смыслу — как косвенное предложение своей помощи. И это несколько сбило меня с толку, хотя у меня не было ни малейшей причины не доверять девушке.

— Это не так важно. Да и вас, всех остальных, мне для выполнения редакционного задания более чем достаточно.

Но Мелинда меня не слушала. Полистав страницы своего этюдника, она предъявила один из рисунков. Алан Эшер, изображенный здесь, походил на Шалтая-Болтая, но одет был, как Шерлок Холмс, — и он крался по музею братьев Шлюмпф, наставив на крошечных, как муравьи, посетителей гигантскую лупу.

— Я нарисовала это с утра. А начала, честно говоря, еще ночью.

Неужели я выдаю себя с головой столь очевидно? Я еще раз бросил взгляд на зарисовку Мелинды и понял, что вопроса можно не задавать.

К тому времени, как участники тура возвратились в гостиницу, уже настал вечер, холодный и ветреный. Я отклонил приглашения совместно поужинать, полученные как от Ивана Ламберта, так и от Чосеров. Такое количество осмотренных автомобилей и чересчур интенсивное общение совершенно вымотали меня. Поэтому, долго постояв под душем, я бросился на кровать и погрузился в полудрему, настоянную на вновь обретенных тишине и покое.

Но сомнения по поводу упущенных возможностей не давали мне уснуть окончательно. А почему, собственно говоря, я не попробовал отвести Мелинду в сторонку и не объяснил ей, что портреты, обладающие значительным сходством с ее дражайшим Карлом, расклеены среди других объявленных в розыск преступников по всей Америке, от Атлантического побережья до Тихоокеанского? Возможно, я слишком долго провозился со Сполдингами — и поневоле заразился их интриганской уклончивостью.

Тишину нарушал ветер, бивший в оконные стекла так, что это напоминало легкое землетрясение. Я встал, подошел к окну, закрыл его на задвижки, а затем отдернул шторы, чтобы полюбоваться далью, в которой за всеми городскими огнями угадывался автомобильный музей. Ситуация казалась сейчас еще более непроглядной, чем раньше. А что если Карл с самого начала не собирался приезжать сюда? А что если он нашел ответ на свои вопросы уже при осмотре предыдущих лимузинов — в Рино или в Дирборне? Я поднялся следом за ним уже по такой длинной лестнице — и след снова вел в никуда.