А интересно, чем именно сейчас, в данную минуту, занимается Джилл? Острое желание позвонить ей вспыхнуло и тут же угасло. С международными разговорами всегда так: одна мысль о разделяющем расстоянии в несколько тысяч миль удручает говорящих. И у меня не хватало духу держаться перед ней молодцом после столь бесплодно проведенного дня.

Но при всем при том я, должно быть, бил в телепатические тамтамы. Потому что как раз в это мгновенье зазвонил телефон.

— Алан, ты? — Это был голос Лоррен. — Подыши в трубку, чтобы я поняла, что ты на проводе.

— Извини. Но я просто ошеломлен.

— Не ты один. Когда Фрэнсис сказала мне, что ты улетел во Францию, я подумала, будто она меня разыгрывает. Ради всего святого, что взбрело тебе в голову?

Я вкратце — из соображений экономии — ввел ее в курс дела.

— Погоди-ка минуту, Алан. Ты говоришь, этого мистера Гривена зовут Карлом?

— Совершенно верно.

— Возможно, это ничего и не значит. Но в Земельном ведомстве графства Чиень я сегодня днем узнала следующее. Собственно, поэтому я и звоню. Имеется ранчо площадью в 8960 акров поблизости от Кит-Карсона, штат Колорадо, зарегистрированное как собственность… погоди-ка, это у меня здесь. — Послышался шорох переворачиваемых бумаг. — Мистера Карла Мэя, проживающего по адресу: Германия, Дрезден, Прагерштрассе, 15. Интересно, правда? Не Восточная и не Западная, а просто Германия. Это означает, что ранчо, скорее всего, было приобретено им еще до войны.

— Погоди. — Я поискал карандаш и блокнот, потом попросил ее продиктовать эти данные еще раз. — Лоррен, ты просто сокровище!

— Тебе лучше знать. А Джилл в курсе происходящего?

Да, моя дорогая, вот теперь я тебя уже узнаю.

— Я ей сам позвоню.

— И мне тоже, Алан, когда у тебя появятся какие-нибудь новости. Во вторник лучше всего. Это холостяцкий вечер Фила.

Размышляя над информацией, я постоял с трубкой еще несколько секунд после того, как она повесила свою. Иначе я не услышал бы какого-то нехарактерного шороха на линии, а вслед за ним — и второго щелчка.

Только не заболеть манией преследования. Телефоны во Франции не прослушиваются. Это могли быть неполадки на линии во всем пространстве между Мюлузом и Лос-Анджелесом. Но внезапно участившийся пульс подсказал мне, что дело обстоит иначе. Щелчок прозвучал гулко и донесся явно откуда-то поблизости.

Я не стал дожидаться лифта. Сбежав по двум лестничным маршам, я оказался в холле и, позвонив в колокольчик, вызвал администратора, который посмотрел на меня сперва покровительственно, но, приглядевшись к выражению моего лица, сразу же встревожился.

Нет, мсье, разумеется, в гостинице «Сент-Клер» никто за гостями не шпионит. Он повел меня за угол и откинул какую-то занавеску, за которой хорошенькая и, пожалуй, выглядевшая испуганной девица вскинула на нас глаза от старинного стола, увитого спагетти телефонных проводов.

— Как видите, мсье Эшер, работы у нее и без этого хватает. — Недоуменно, хотя и учтиво пожав плечами, он повел меня обратно в холл. — Помимо номеров, этот коммутатор обслуживает и «Ле Рези».

Сердце у меня ушло в пятки. А я ведь знал об этом — и забыл. Поблагодарив администратора, я мрачно поплелся в «Ле Рези». Отель обзавелся таковым в подражание известному «Рези» в Берлине: столики кабаре связаны между собой линией прямой связи посредством старомодных телефонных аппаратов типа тех, по которым матерятся гангстеры в ранних фильмах компании «Уорнер Бразерс». Теперь музыкальные номера дурного пошиба остались в прошлом, но телефонные аппараты по-прежнему красовались на столиках. Двое скрипачей прогуливались среди немногочисленных посетителей, наигрывая «Жизнь это роза».

Несколько участников тура еще коротали здесь время за поздним ужином. Карлос Иссель и Маржорет Боливар при свете свечей пили шампанское и прижимались друг к другу коленками. Иван Ламберт и Ирма Дубчек сидели спиной друг к другу за соседними столиками и кричали нечто вроде «Говори громче, мне не слышно» в телефонные трубки.

И тут Мелинда Чосер подняла бокал, приглашая меня к своему столику. Как всегда, она держалась рядом о отцом, который сейчас был увлечен очередным диспутом с мужчиной, сидящим ко мне спиной. Мелинда выглядела как-то странно. Слова зашевелились у нее на губах, затем исчезли. Да и жест, адресованный мне, показался полуприглашением и полупредостережением. Я уже шел к их столику, когда вся компания развернулась лицом ко мне.

Что я тогда подумал? Точно не помню. Секунды летели чересчур стремительно для того, чтобы я мог фиксировать каждую свою мысль. Генри Чосер просто сиял, он был, как и всегда, само доброжелательство. И вот я уже пожимал руку его собеседнику, не переставая удивляться самому его появлению здесь.

— Как приятно познакомиться с вами, мистер Эшер. — Улыбнувшись, Карл Гривен погладил старомодную телефонную трубку. — Я пытался дозвониться до вас, но все время было занято.

Все в зале словно бы заговорило вполголоса и стало едва заметным — все, кроме старика и меня. Явившись сюда во плоти, Карл Гривен не больно-то походил на свои изображения, сделанные карандашом и цветными мелками.

Многие люди даже внешне достойно смиряются с наступлением старости. Понимая, что иного не дано, они становятся эдакими добродушными дедушками. Но в случае с Карлом я с первого взгляда увидел непримиримость, ярость и отчаяние, сквозящие за дряблой кожей и по-старчески набухшими венами. Старость явно стала для него лишь одной из навязанных ему вопреки собственной воле нош.

— Дружище Алан, — начал Генри Чосер. — Что стряслось? У вас такой вид!

— Да уж, пожалуйста, сядьте.

Гривен говорил медленно, осторожно, тщательно артикулируя каждое слово. У него был едва заметный акцент. Немецкий? Он смотрел на меня в упор. Странный воспаленный взгляд, и пронзительный, и устремленный вглубь себя, в высшей степени ответственный. На нем не было ни очков, ни потешной шляпы, которые могли бы замаскировать или исказить его облик.

— Генри как раз докладывал мне обо всем, что вы сегодня увидели, а я прозевал.

Мелинда подвинулась, освобождая мне место. Мы с ней обменивались криптограммами, расшифровать которые удавалось только наполовину. Во что влип ее папочка? Она казалась испуганной и беспомощной. Только ни о чем не спрашивайте меня, Алан, откуда мне что-то знать.

— Попробуйте-ка, мистер Эшер. — Гривен развернул бутылку этикеткой ко мне. — «Теттингер» 58-го года. По мере того, как идут годы, радости жизни становятся все более и более дорогостоящими.

Он наполнил мой бокал, прежде чем я успел отказаться.

— Судя по всему, вы неплохо справились, — сказал я. — Со своей утратой.

— Что? Ах да… должно быть, я еще в шоке. Но боль достанет меня, уж будьте уверены. — Гривен уставился в свой бокал, полюбовался тем, как всплывают в шампанском пузырьки. — Слава Богу, все это быстро закончилось. Моя либхен не страдала.