— Но все закончилось?

— Да. — Кит печально покачал головой. — К тому времени я уже изучил симптомы: безумный взгляд, темные круги под глазами, потеря веса... хоть я и бросил университет, но разбирался в поведении Милы и наркомании не хуже профессора. Мила отрицала, но я знал, что она опять подсела на героин, и привел в действие свою угрозу, надеясь ее встряхнуть. Господи, Джулия, это было ужасно! Она кричала и плакала, умоляя меня остаться. Говорила, что покончит с собой, если я ее брошу... — Кит обхватил голову руками. — Мне еще никогда не приходилось совершать такие страшные поступки. Я сильно любил ее, но осознавал, что ничего не изменится, если я не уеду. И потом к тому моменту я уже понял, что опускаюсь на дно вместе с ней.

Джулия инстинктивно протянула руку, чтобы его успокоить.

— Кит, я не представляю... — прошептала она. — Это помогло?

— Нет! Конечно, нет. — Он мрачно ухмыльнулся. — Я уехал на неделю, по двадцать раз на дню порываясь вернуться к ней, а потом приехал и застал пустую квартиру. Естественно, обратился в полицию. Пару недель спустя они обнаружили ее в притоне наркодилера. Она была мертва.

— Мне очень жаль, Кит, — прошептала Джулия, понимая, что слова бесполезны, как и пожелания продолжать жить, которые ей твердили окружающие.

— Да. Мне тоже было очень жаль. Она сказала, что наложит на себя руки, если я уеду, и, по сути, так и сделала. Вскрытие показало, что Мила умерла от сильной передозировки. Но дело обстояло еще хуже: по свидетельству патологоанатома, перед смертью ее несколько раз изнасиловали. Видимо, она стала заниматься проституцией, чтобы заработать себе на дозу. Я и раньше замечал синяки на ее теле в довольно странных местах, но закрывал на это глаза. Теперь же мне пришлось признать, что она, скорее всего, спала с мужчинами за деньги, когда встречалась со мной.

Он замолчал и уставился на огонь. Джулия видела боль в его глазах.

— Я... о, Кит, даже не знаю, что и сказать, — прошептала Джулия.

— Есть золотое правило: если сказать нечего, лучше промолчать. После этого я... совсем потерялся. Винил себя в том, что бросил ее, злился за то, что она ни в грош не ставила собственную жизнь. Но больше всего меня терзала мысль: она предпочла героин и смерть, но не меня! Я утратил веру в человечество. Все эти красивые слова: «надо жить правильно», «любовь побеждает все» — чушь собачья! Вместо «счастливого конца» — окоченевший труп молодой женщины и горе мужчины, который остался жить. — Кит вымученно улыбнулся.

— То есть ты понял, что не властен над обстоятельствами? Что иногда не имеет значения, сколько сил и любви отдаешь миру, и исход событий не зависит от твоих поступков? Во всяком случае, за последние месяцы я пришла именно к такому выводу, — тихо проговорила девушка.

— Пожалуй, ты права. Потом, через много лет, я понял: мы все-таки можем что-то изменить в этом мире, и нельзя терять веру. Подобные трагедии, в конце концов, делают нас мудрее, заставляют принимать слабость человеческой натуры. Но, черт возьми, мне понадобилось столько времени, чтобы с этим смириться! После смерти Милы во мне что-то надломилось.

— И тогда появилась Энни?

— Да. Энни — удивительная девушка. Узнав о случившемся, она тут же прилетела в Лондон и увезла меня в Эдинбург, где окружила нежной заботой, о которой много написано в книжках. Без устали объясняла, что Мила всегда была психически неустойчивой, что я сделал все возможное, что я любил ее и заботился о ней и что я не виноват в ее смерти. Я, разумеется, не слушал, — усмехнулся Кит. — Продолжал самобичевание и добровольно изолировался от мира. Поверь мне, Джулия, — он посмотрел ей прямо в глаза, — я барахтался в собственном горе и потакал своим слабостям. Так продолжалось годами. Я злился на весь белый свет!

— Это вряд ли можно назвать потаканием слабостям, Кит. Ты пережил страшное потрясение. И каким же образом ты успокоился?

— У меня случилось то, что можно назвать озарением, пару лет назад. Во время путешествий я делал трехмесячную норму: обучал английскому языку в лагере сирот бирманских детей на границе с Таиландом, — объяснил Кит. — Я и раньше видел ужас нищеты, болезни, смерть — эти сцены запали мне в душу. Большинство детей имели одежду, в которой и спали, и жили. Их родители пропали, были застрелены в Бирме или исчезли, некоторые бежали в тайские деревни в надежде найти работу. Эти дети бродили по необитаемой земле. Они не были в безопасном месте — тайское правительство не разрешило им въехать в страну. Но они встретились бы со смертью, если бы и вернулись домой. У них просто не было будущего. И все же... — в глазах Кита впервые блеснули слезы, — все они были так благодарны за то малое, что мы им давали. Новый футбольный мяч казался им билетом на финальный матч чемпионата мира. Каждый из них питал надежду и мечтал о будущем. Они упорно цеплялись за жизнь, хоть жизнь не хотела их принимать. — Он резко провел рукой по глазам. — За свою недолгую жизнь они успели перенести страдания, которые мне и не снились, и все-таки каждое утро просыпались с улыбкой на устах и радостно встречали наступающий день... Возможно, это прозвучит банально, но рядом с ними я заново воскрес. Я получил тот самый импульс, в котором нуждался. Если говорить прямо, я понял, что был просто эгоистичным придурком, который потратил последние десять лет на жалость к себе. Если эти дети верили в будущее и, что важнее, в человеческую доброту, то, как мог я, со всеми данными мне привилегиями, опустить руки и сдаться?

Некоторое время они сидели молча, погруженные каждый в свои мысли. Наконец Джулия прочистила горло и заговорила:

— Когда я была маленькой, мама рассказывала мне про игру «Поиск радостей», описанную в книге «Поллианна». Ты должен думать о том, что у тебя есть, а не о том, чего нет. Банально и просто, зато действенно.

— Да. Именно так бирманские дети смотрели на жизнь. — Кит вдруг улыбнулся. — Слушай, а мы с тобой отличная пара! Ты встречаешь трудности с таким... — он помолчал, подыскивая слова, — достоинством. Да, — повторил он, — с достоинством. Прости, если своим недавним поведением заставил тебя сомневаться в людях. Клянусь, я совсем не такой, как ты обо мне подумала. Я просто пытался оградить тебя от лишних неприятностей.

— Все в порядке, Кит. Я верю тебе, правда. — Джулия с удивлением прислушивалась к собственному сердцу.

— Понимаешь, в чем дело... — Кит пожал плечами. — Между нами есть одна разница. Раньше я бы не стал даже слушать ничьих объяснений. Мне не хватало на это великодушия. Я искал повод отстраниться от чужих проблем. Но сейчас я изменился, поверь. Особенно по отношению к тебе, Джулия.

— Не надо так сильно себя корить. Ты заботился об Энни, когда она нуждалась в твоей поддержке.

— Да, похоже, я начинаю исправляться. Во всяком случае... — Кит помолчал и взглянул на Джулию, — мне впервые захотелось примчаться к женщине и объяснить ей свои поступки, пока она не улетела во Францию и не встретила там рассвет без меня.

— Я ценю это, Кит.

— Ты действительно уезжаешь, Джулия? Я не хочу этого. Правда, не хочу, — неожиданно выпалил он.