Габриэль любил цветы...

Джулия грустно улыбнулась, вспомнив, как сын вошел в ее кабинет, сжимая в пухлой маленькой ручке пестрый букет из увядающих диких орхидей и лаванды: они с Агнес нашли их, пока гуляли по французскому пригороду.

— Для тебя, мамочка, — произнес он, с гордостью протягивая ей букет.

Джулия долго возилась, пристраивая цветы в стеклянную вазочку: стебли, неуклюже сорванные малышом, были разной длины.

Габриэлю очень понравилось бы здесь, в Уортон-Парке. Он любил бывать на открытом воздухе — так же как и его мама. Джулия иногда рассказывала сынишке про красивый дом в Англии, где гостила в детстве. И обещала когда-нибудь свозить его туда, чтобы он увидел поместье своими глазами.

Джулия тяжело вздохнула. Этого уже никогда не будет.

Она шла, а ее пальцы томились по работе: хотелось восстановить этот райский уголок. Пока не поздно, вернуть ему былую красоту.

— Дедушка Билл перевернулся бы в могиле, — обратилась она к херувиму, по-прежнему украшающему вершину неработающего фонтана.

Джулия медленно побрела обратно к дому, испытывая странное чувство, будто оказалась в зазеркалье. В душе по-прежнему таились боль от утраты мужа и драгоценного ребенка, угрызения совести и страх от того, что она посмела быть счастливой. Но любовь Кита в отличие от любви Ксавьера казалась абсолютно нетребовательной.

— Милая, — прошептал Кит, когда они лежали, обнявшись, в постели после первой ночи любви, — я понимаю, что тебе рано заводить новые отношения. Ты совершила смелый поступок, оставшись здесь, со мной. Должно пройти время, чтобы ты смогла исцелиться от горя. Если испытываешь дискомфорт или я тебя притесняю, можешь уехать — я не обижусь.

С тех пор прошло три месяца, но у Джулии ни разу не возникло такого желания. К тому же дом был достаточно большим, и она не страдала от отсутствия личного пространства. Кит отверг предложение мистера Хедж-Фанда и почти каждый день уезжал по делам, а Джулия оставалась одна. Но она не чувствовала одиночества.

Поднявшись на крыльцо, Джулия толкнула дверь кухни. Этот дом казался ей знакомым и невероятно уютным. Странно, ведь раньше она редко сюда заходила, а на втором этаже вообще не была никогда. Возможно, все дело в рассказе Элси: дом мало изменился с того времени, которое описывала бабушка.

Джулии нравилась здешняя атмосфера. Она часами бродила по длинным коридорам, осваиваясь со всеми углами и закоулками, разглядывая выцветшие стеганые одеяла и пыльные орнаменты, хранящие на себе печать истории.

Сейчас, летом, многие вещи, требующие ремонта, не так сильно бросались в глаза, как зимой: например, протекающие крыши и древняя система отопления, которая крайне плохо справлялась с нагревом чугунных батарей и воды в ванной комнате.

Тот факт, что Джулия фактически переехала жить в Уортон-Парк, никогда «официально» не обсуждался. Это произошло естественно, по взаимному согласию. После драматического начала их романа между Китом и Джулией установились упоительно легкие отношения. Влюбленные с удовольствием погрузились в повседневный быт: в шесть часов вечера Кит заходил на кухню, они выпивали по бокалу вина, а потом вместе готовили ужин, болтая о том, как прошел день. Джулия с удовольствием осваивала новое для нее кулинарное искусство. В постель ложились рано, чтобы заняться любовью. У них редко возникало желание куда-то пойти — им было хорошо вдвоем.

Кит и впрямь, похоже, понимал, что скорбь Джулии по умершим близким временами прорывается наружу, часто неожиданно. Воспоминания, возможно, вызванные косвенными замечаниями, делали ее молчаливой и задумчивой. Он был на удивление терпим к ее прошлому — принимал, уважал его и не заставлял Джулию ни о чем рассказывать, если она сама не хотела.

Отношения с Китом для Джулии были полной противоположностью отношениям с Ксавьером: никаких громких фраз, которые так любил изрекать ее муж, никаких пустых ссор, душевной незащищенности и перепадов настроения — все это утомляло, но и делало жизнь с Ксавьером волнующей.

Джулия поднималась по лестнице на второй этаж, чтобы расстелить постель, и думала о том, как стабильно и спокойно ей с Китом. Их общение лишено драматизма, знакомого ей по браку с Ксавьером, зато наполнено умиротворением, исцеляющим с каждым днем все больше и больше. Она надеялась, что ее присутствие в жизни Кита действует на него так же благотворно.

Недавно Джулия поняла, что последние десять лет Кит вовсе не прожигал жизнь, потакая собственному эгоизму, как он утверждал. Наоборот, будучи за границей, без устали работал на международные благотворительные организации — применял свои научные знания и медицинские навыки, помогая тем, кто больше всего в них нуждался.

— Я не дорожил своей жизнью и потому лез в такие места, куда другие опасались даже соваться, — пояснил Кит, когда Джулия принялась восторгаться его приключениями в опасных точках планеты. — Не надо меня хвалить, Джулия. Я просто пытался убежать от себя.

Судя по его рассказам, Кит был гораздо мудрее и смелее, чем сам о себе думал. Джулия, время от времени досадуя на его самоуничижение, говорила ему об этом, и он постепенно начал рассуждать о будущем — о своем желании консультировать и лечить детей, пострадавших от войн и катастроф.

— Я видел так много невинных жертв, — вздохнул он как-то за ужином. — Честно говоря, заботясь обо всех детях, которых встречал во время путешествий, я просто компенсировал отсутствие собственной личной жизни. Боялся вступать в новые отношения с женщинами, а дети... Да, они нуждались во мне, но я всегда мог от них уехать и продолжить практику в другом месте. В этом не было никакого альтруизма.

— Это понятно, Кит, — ответила Джулия, — но я уверена, твое участие, пусть и недолгое, пошло им на пользу.

— Дети — это кирпичики, на которых держится человеческое общество. Если они плохие, то следующее поколение тоже будет плохим. И теперь, вспоминая страдания, которые мне довелось увидеть, я должен признаться, что нашел себе дело по душе.

Джулия посоветовала ему поступить на факультет детской психологии, чтобы время учебы в медицинском колледже не прошло даром, и он бы приобрел дополнительные профессиональные навыки.

— Почему нет? — согласился Кит. — Только сначала надо отремонтировать дом. — Он обернулся. — Я уже давно не позволял женщинам учить меня жизни.

— Кит! Я...

Он повернулся на бок и начат щекотать Джулию. Потом посмотрел на нее сверху — глаза его были серьезными.

— Спасибо, Джулия. Мне очень приятно, что ты обо мне заботишься.

— Мы вместе проживаем это мгновение, — объявил Кит как-то ночью, когда они лежали в парке, глядя на полную луну. — Оно бесконечно, как наша вселенная. У него нет ни конца, ни начала.

Эта мысль понравилась Джулии. Она цеплялась за нее, вспоминая о другой насущной проблеме, которая не давала покоя в последнее время. Безмятежность Уортон-Парка и непритязательная любовь Кита благотворно действовали на нее: она постепенно справлялась со своим горем, но всякий раз, приближаясь к гостиной и берясь за тусклую медную ручку двери, чтобы подойти к большому роялю, чувствовала, что мужество ее покидает.