Тростник поодаль зашумел. Йен не обратил внимания, хозяин лачуги тоже. Зато Ворон сразу обернулся. Он не сомневался: соглядатай, который недавно покинул засаду, возвращается с подмогой. Точно: шагает, не таясь. Здоровенный мужик с вилами наперевес. И следом – толпа! Не иначе, все жители ближнего селения. Кто с серпом, а кто с косою.

– Не пойму, идут спасать вас от нас или… – пробормотал Йен, глядя то на хозяина лачуги, то на мужиков. – Ворон, я что-то упустил?

– Ты такие мелочи всегда не замечаешь, – хмыкнул Ворон. – И правильно, их решат без твоего участия.

– Господа, дело не так и мелко, вы в опасности, – предупредил Бертран, шагнул в дом и сразу вернулся с коротким клинком, удобным для уличных драк. – Думаю, вам желают помочь прикончить меня. Прежде мое поле долго ждало хозяина и кое-кто возделывал его, как свое. Отвыкать не желает, хотя я купил все честь по чести.

– Да-да, – невнятно согласился Ворон, гладя рукоять меча, пока что не покинувшего ножны: – Эй, сельские птахи! А шли бы вы по домам, пока вас кое-кто не ощипал догола. Он с утра не в себе… и он уже здесь.

Рыжая голова Лисенка мелькнула и пропала в толчее, чьи-то вилы невесть каким образом сменили хозяина, а на их месте возник серп. Люди заохали, хватая штаны, внезапно лишенные поясов, щупая кошели, из которых вдруг струйкой потекла медь…

– Лисенок, уймись, – из последних сил сохраняя строгость, упрекнул Ворон.

Рыжий плут вывернулся из толпы и начал пританцовывать перед ее вожаком, уворачиваясь от вил и перекидывая с ладони на ладонь кошель, мгновение назад вынутый из-за хозяйского пояса. Вот кошель вернулся к владельцу – с размаху и прямиком в лоб! Здоровяк невнятно икнул и рухнул навзничь. Толпа смешалась, затопталась на месте. Лисенок ткнул пальцем в каждого, кто принес косу или серп.

– Нанимаю! Выкосите-ка проход от дороги до калитки. Пять монет золотом даю. Карета большущая, тут ухабы, а ну как увязнет? Беда-беда, князь по головке не погладит и денежку не даст, я добрее, я за вас ратую… – Лисенок расплылся в улыбке и подмигнул ближнему мужику с косой. – Золотом плачу. Честное слово, вот его, рыцарское. Своего-то у меня нет.

Договорив, Лисенок как раз оказался рядом с Вороном. Вскинул руку – и меж пальцами сами собою забегали золотые.

– Колдун, – мрачно решил рослый владелец мясницкого топора.

– У тебя, дядя, ни косы, ни серпа. Тебе прибыль не наколдую, – хмыкнул Лисенок.

Толпа дрогнула… и разделилась. Кто мог косить, уже работал. Прочие – завидовали. Вдали, на дороге, появилась огромная карета, запряженная шестеркой белоснежных коней. Даже издали было видно: сбруя каждого вышита золотом, на оголовье полыхают каменья! Селяне заохали, стали кланяться, кое-кто надумал опуститься на колени. Траву теперь рвали даже и голыми руками, кусты рубили топорами, скошенное поддевали на вилы и отбрасывали прочь. От кареты через поле, не выбирая тропу, скакали всадники, мяли хлеб. Подлетели, спешились, поклонились Ворону, как старшему.

– Женщин забрать надо бережно, как прокосят дорожку, карету сюда, – велел Ворон. Обернулся к домику и поднял бровь, без слов спрашивая у Йена, что дальше.

– Бертран, вы решили?

Лисенок вывернулся невесть откуда, он же был рядом с хозяином лачуги. И уже держал на плече Нильса, и уже знакомил его с папой, умудряясь клясться богом, мамой и именем Локки, что нашел самого что ни есть настоящего отца! Нильс и не верил – и верил. Он давно уже от Лисенка не отлипал днем и ночью, и только рядом с ним делался похож на обычного ребенка. Не кусался, не визжал и не пытался ударить исподтишка.

– Во что вы втравливаете меня? – ужаснулся Бертран, неловко улыбаясь Нильсу и не смея опровергнуть ложь Лисенка.

Йен достал из кожуха бумаги и подал нищему рыцарю. Тот изучил, скривился – да, его долговые расписки, вся неподъёмная кипа… Йен добыл ножик для чистки яблок – иного оружия при нем не было – и старательно прорубил расписки посередине.

– Я ведь говорил, что у меня пять способов вас убедить. Долги тоже упоминал, верно?

– Вы их перекупили и уничтожили, – задумался Бертран, – как это понимать?

– Теперь вам совестно отказывать мне, а ваша совесть куда надежнее вашего страха, – Йен улыбнулся. – Итак, вы готовы дать слово? Напоминаю, я прошу и требую молчать, покуда не скажу о завершении дела. Вы согласны? Или мне пора объяснить следующий способ уговоров? Вот он: в городе я собрал трех лекарей, наилучших. Вашу жену отвезут к ним в той карете. И будут лечить, разместив в доме барона Клауса Гринвальда. Подобающие случаю платья для нее и вашей дочери уже заказаны. Если не грянет резня, если вы не упретесь, сможете выгулять семью на осенних балах.

Бертран долго молчал, глядя на Йена с растущим недоумением.

– Маркиз, у вас и правда необычное дело. И, кажется, мне лучше не знать о прочих способах, приготовленных для моего убеждения. Надо всего лишь помолчать какое-то время? И это не затронет мою честь?

– Все так. Полагаю, до вечера мы управимся, – кивнул Йен. Мягким движением отобрал у Бертрана долговые бумаги и отдал Лисенку. – Сожги. Не люблю случайности в денежных делах.

– Я поеду с вами, – нехотя решил Бертран.

– Верхом, не возражаете? – Йен вежливым жестом предложил Бертрану первым пройти к калитке. – Я путешествую только верхом или пешком. Нет способа усадить меня в карету, даже когда град или метель. Ненавижу кареты, тяжелые кованые башмаки и княжеские дворцы со стенами выше леса.

– Верхом, хорошо, – Бертран пожал плечами. – Далеко ли нам ехать?

– В город. Можете приступить к исполнению договора, – Йен приложил палец к губам и мягко улыбнулся.

Бертран молча кивнул. Проследил, как мимо проходит лекарь, и с ним еще двое, как суетятся иные люди, готовя удобный путь для носилок. Изучил карету, которая медленно приближалась к дому по выкошенной дорожке. Занял место в седле и отвернулся.

Всю дорогу до города Бертран честно исполнял договор – молчал. Ворон ехал чуть поотстав, принимал доклады своих людей. По всему выходило, Йен сунулся к Бертрану в спешке, отбросив изначальный план. Своим золотым даром учуял беду, которую Ворон понял сполна лишь теперь, получив свежий доклад: знать княжества собрана в ратуше! И покуда худшее отложилось лишь усилиями епископа, который прямо теперь тянет время. Но молебен, даже по полному канону, не бесконечен… когда последний доклад был изложен, Ворон кивнул, отпустил гонца и осмотрелся. Город, главная улица, а вон и площадь впереди.

– Успели, – осторожно предположил Йен, шепотом перед кем-то извиняясь и бросая монетку помятому горожанину.