Он взял меня за руку, как только я переступила порог, и увлек этажом выше, к нашей комнате, полной благоухающих ароматов. Комната была завалена белыми букетами, некоторые из них лежали на полу, другие на мебели. Без сомнений, этот декор служил намеком на нашу свадьбу.

Лишь кровать избежала буйного цветения, и я сразу же расположилась на ней. Мы долго смотрели друг на друга, не в силах вымолвить ни слова и пошевелиться. Затем наконец Луи начал раздеваться медленно, осторожными движениями, причину которых я поняла не сразу, до тех пор, пока он не показал мне свою спину. Почти всю поверхность его нежной кожи, усыпанной родинками, покрывала новая татуировка: огромная кариатида с руками, поднятыми над головой. Это был силуэт обнаженной женщины, изображенной в стиле ар-нуво. Но самым впечатляющим оказалась не скульптурная красавица с изящным профилем. Я даже не ревновала к ней, потому что на ее руках, сложенных в форме ракушки, покоилась огромная буква «Э», что придавало татуировке особый смысл. У меня перехватило дыхание.

Э – как Эль, как я…

– Э – как эротика, – произнесла я громко.

– Как ты хочешь, – улыбнулся он в ответ, польщенный моей находкой.

Э – как Эмили, подумала я, и с тех пор это предположение стало для меня навязчивой идеей.

После того как пришла моя очередь раздеться, я подтолкнула своего любовника, уткнувшегося лицом в простыни, и припала к его покрасневшей спине. Растянувшись на нем, с грудями, расплющенными на лице из черных чернил, я смогла схватить его напряженный член, пропустив руку между ягодицами. Не имея возможности оказывать сопротивление в подобном положении, он позволил мне оттянуть кожу с головки и массировать влажный член пальцами. Никогда мы еще не пробовали такую позу. Никогда я не чувствовала себя настолько господствующей над ним. Когда я ввела влажный палец в его анус, Луи казался удивленным и вздохом наслаждения подстегнул меня к продолжению.

Анус (сущ. м. р.): однажды ты овладеешь моим, как часто я делал с твоим. Это будет естественный жест без стыда, и я приму его без настороженности. Ты овладеешь мной, наконец ты исследуешь мои глубины в свой черед, пальцем или двумя, сначала робко, затем настолько осмелев, что ничто уже не сможет остановить тебя. Я буду наслаждаться этим, как позволено мужчине наслаждаться изнутри.

С членом Луи в руке, палец внутри его, я пригвоздила его к нашему ложу, как бабочку, чье наслаждение требовало лишь усиления. Вскоре он кончил так быстро и сильно, что начал всхлипывать в смятении, сотрясаясь всем телом. Потом прорычал благодарность, приглушенную подушкой.

Едва удовлетворившись, он захотел доставить удовольствие мне, но я остановила его порыв долгим поцелуем. Затем положила его на себя, убедившись, что нам удалось соединить два вытатуированных лепестка. Так же похожих, как горошинки на лоне Эмили и Дэвида. Эта параллель внезапно стала еще более очевидна.

– Пообещай мне, что когда я буду там… – заговорил Луи тихим голосом, – пообещай наслаждаться и кончать. Я имею в виду… без меня.

Я вздохнула, уткнувшись ему в шею.

– Я поняла. Но как ты хочешь, чтобы я это делала?

«Без тебя», – сдержалась я и не произнесла эти слова, хотя они обжигали мне губы, горло, глаза.

– Это… Я оставляю на твое усмотрение, как придумаешь. Ты мне уже доказала, что воображения тебе не занимать.

Намекал ли он на мою коллекцию эротических игрушек? На карту любви, благодаря которой мы разбросали повсюду наши искры удовольствия в Городе-Солнце?

Или он подразумевал более прагматичные способы и думал о том, чтобы я отдавалась Тони и Эмме?

Я предпочитала не знать об этом. И так как он, похоже, собирался углубиться в эту тему, закрыла его рот нежной рукой. У меня тоже были вопросы к нему.

Продолжая гладить лицо Луи тыльной стороной расслабленной ладони, я задала самый смелый вопрос, который когда-либо отваживалась задать. Возможно, неминуемое заточение побудит его быть искренним.

– В «Жюле Верне» Дэвид упоминал о соглашении между вами… Соглашении, которое ты нарушил. О чем он говорил?

В ходе поисков с Франсуа и Соней я высказала предположение о тайной связи между братьями, но никогда существование соглашения не подтверждалось до этого дня.

Луи долго и пристально смотрел на меня, прежде чем ответить. Очевидно, он колебался, разрываясь между страхом и нежностью, которую я видела в его взгляде. Чего еще он мог опасаться сейчас, когда соперник был повержен?

– Если я тебе расскажу… Мы сможем забыть все это? Окончательно?

– Да, – прошептала я одними губами. – Если ты не обманешь и ничего не скроешь от меня…

Это не был упрек, скорее ободрение, и я медленно коснулась его щек, шеи, поясницы и ягодиц, чтобы окутать той любовью, на какую была способна.

Я ласкала его так в течение долгих минут, прежде чем он собрался с силами. Со взглядом, устремленным в лепнину потолка нашей причудливой комнаты, в поисках деталей, которые как будто ускользали от него, Луи приступил:

– Сложно понять, с чего начать…

Чтобы помочь ему, я несколькими простыми фразами подвела коротко итоги того, что мы с Маршадо уже выяснили. Не знаю, почему он решил начать с родительницы. С Гортензии Барле.

– Я это понял слишком поздно. Мама, узнав о том, что произошло в Динаре в 1972 году, попыталась возместить ущерб, причиненный нашим отцом семье Лебурде. Очевидно, она ничего не сказала папе и сделала все самостоятельно.

Значит, мы с Франсуа догадались правильно.

– Почему прошло так много времени между самоубийством Роже Лебурде и усыновлением Дэвида?

– Мама должна была ждать, когда возраст не позволит ей зачать ребенка. Папа не понял бы ее желания усыновить чужое дитя, если бы она могла забеременеть естественным путем. И потом, найти Дэвида и Эмили было непросто. Ей пришлось провести расследование и дать на лапу многим в местной администрации. Когда она наконец нашла детей Лебурде, удочерение Эмили уже состоялось. Было слишком поздно объединять их под одной крышей.

– Это она тебе все рассказала?

– Да. Когда мама узнала, что я собираюсь рассказать все папе, она отвела меня в сторону. Эта сцена разворачивалась накануне свадьбы. Она объяснила мне, как страдала, день за днем восходя на свою Голгофу…

Пока он углублялся в рассказ, я вновь и вновь проводила невесомым пальцем по линиям заглавной буквы на его спине. Иногда он вздрагивал, не в силах сдержаться, и каждый раз я не знала, было ли это воздействие моих ласк или его воспоминаний.

– Голгофу? Однако она достигла своей цели: исправить злодеяния Андре, подарить ему второго сына…

– Мама мечтала воссоздать картинку идиллической семьи. Но все произошло совсем не так, как она планировала. Дэвид быстро превратился в мальчика, которого было сложно контролировать: независимого соблазнителя, манипулятора… А потом все стало хуже, когда он понял, кем усыновлен.