брата. Ее глаза переходили с моей руки на его лицо.

— Повязка.

— Я вижу, Борик, что повязка, но от чего?

Б. молча глядит на меня.

— Лин, в какие театры ты хочешь сходить за эти дни?

Она понимает, что тема закончена.

— На «Таганку» мечтаю попасть. Боречка все обещает.

— О, если «Боречка обещает»!..

— Не вякай, козявка, — говорит он мне. Я смеюсь, пытаясь забыться…

— Какое сегодня число, Б.? — спрашиваю я.

— Тридцатое марта.

Господи, подумал я про себя, две недели, как мы не виделись. На завтра у нас билеты. Месяц назад я пригласил Наталью в театр, робко и скромно.

(— А какая пьеса? — спросила она.

— «Золотой мальчик».

— Санечка, это как про тебя! — воскликнула она и засмеялась.)

Но билетов на Таганке раньше, чем через месяц, в театральном киоске не было, пришлось купить на тридцать первое марта. Один билет я отдал тогда ей, за что она мне сказала спасибо.

— Знаешь, Лин, у меня, возможно, будет билет для тебя, очень хорошая пьеса.

— Спасибо, — радостно воскликнула она. — Я так рада, Сашенька, театр — это моя болезнь.

— Откуда? — спросил Б.

— Месяц назад купил.

— Один?

— Второй у Натальи.

— Так она пойдет?

— Не знаю.

— Сашенька, позвони ей, если она не хочет, Боречка со мной пойдет. Да, Боречка?

— Я не могу ей звонить.

— Ну, ради меня, пожалуйста.

— Даже ради тебя, к сожалению.

— Так ты к гостям относишься, — подзуживает Б.

— Я бы ее заодно посмотрела, — улыбнулась Лина, — очень уж мне интересно, какая дама пленила твое сердце.

— Ну хорошо, Лина, и только потому, что ты в Москве два дня… И так как…

— Борчик, я не верю, что выберусь с тобой в театр. Ты никогда не раскачаешься, все твой братик. Спасибо, Сашенька!

Б. отечески улыбается, достает кошелек и протягивает мне… двушку. С ума сойти, такого с ним никогда не было.

— Что, в театр поскорее хочется? — ехидничаю я.

— Нет, чтобы ты на одну ночь меньше мучился, — он не улыбается.

Я лезу в карман своего пиджака, бывшего морского кителя, и достаю из нагрудного кармана-планкой вчетверо сложенный билет.

— Лина, твое представление на завтра.

— Он добрый мальчик, — отечески говорит мой брат и добавляет: — Дай я тебя поцелую, Санчик.

Мы целуемся.

— Ну, еще шампанского? — стараюсь я стряхнуть с себя грусть своего одиночества и зависти к их двойству, которое они ценят, но не так, как я, когда бывал, был с Натальей.

Выпиваем оставшееся и сидим курим мои папиросы. Брат тоже начал к ним пристращаться.

— Борчик, я спатьки хочу, — говорит Лина.

— Это обязательно, — говорит он и улыбается.

— Я правда хочу, я устала.

— Все устали, — говорит он, — и все хотят.

Она силится сдержать улыбку губами. Они встают. Я провожаю их до двери брата.

— Здесь ты живешь? — спрашивает Лина. — Я еще на этой квартире у тебя ни разу не была.

— Будешь, — отвечает Б. и смеется.

Мы заходим в его пустую большую комнату.

— Борчик, здесь холодно, но мне нравится. А где ванна, я хочу принять до сна.

Мы ржем, как лошади во время купания, и не можем остановиться.

Просыпаюсь я тихо и легко. И сразу же вспоминаю, что могу звонить. Я одеваюсь через секунду и выхожу на улицу. Я дрожу, это, наверно, потому, что на улице холодно с утра.

Диск соскакивает, и приходится набирать снова. Характерный прозвон ее телефона: первый гудок — прерывающийся…

— Алло, — отвечает она.

— Здравствуй, Наталья, — голос у меня почему-то прерывается. Как тот гудок.

— Санечка, я знала, что ты позвонишь сегодня, я сидела и ждала. Вечером у нас первый театр, да? — как будто ни в чем не бывало. Ее голос звучит хорошо.

— Кажется, да, — грустно отвечаю я.

— А что ты такой невеселый, что-нибудь случилось у тебя?

— Нет, у меня все прекрасно.

— …Я рада. Так мы сегодня встречаемся?

Она спрашивает меня!

— Угу…

— Ты хочешь раньше?

— Как ты угадала? Ты у меня на редкость догадливая, Наталья.

— Санечка, не надо так говорить, я ни в чем не виновата.

— Конечно, это я виноват, что ты не приезжала две недели. — Я зря это говорю, я ведь дал себе слово. Не говорить.

Голос ее наполняется нежностью:

— Мы увидимся с тобой до театра и обо всем поговорим. Хорошо?

Мы договариваемся, где встретиться. В шесть часов вечера, у гостиницы «Россия», кинотеатр «Зарядье».

Я возвращаюсь в комнату, раздеваюсь и ложусь обратно. Мне жарко. Целый день ждать. Как его убить?

Глаза мои смыкаются, и я засыпаю.

— Сашенька, добрый день.

— Уже день разве?

— Да, половина первого, — говорит она.

— Заходи, Лина.

Я плюхаюсь опять в кровать. Вылезать из-под теплого одеяла никакого желания у меня нет, и спать хочется. К тому же рука болит.

Она проходит и садится у стола. Высокий свитер под горло, грудь торчком, волосы высоко взбиты.

— Как спалось? — спрашиваю я.

Она улыбается:

— Ужасно: холодно, кровать с досками, одеяло колется.

— Боевые условия, — смеюсь я. — Полевые.

— Как твоя Наталья? — спрашивает она.

Я даже вздрагиваю сначала, не понимая, откуда она знает.

— Хочешь музыку, Лина?

— Очень, — отвечает она.

Я объясняю, где нажать, и музыка включается.

Потом… мы с ней два часа говорим о Наталье, я рассказываю и рассказываю, не умолкая, только голос прерывается иногда у меня. Почему я вдруг все рассказываю, сам не знаю.

Кассета кончается, надо вставать, одеваться. Гостей нужно кормить.

Лина идет рядом со мной, пальто ее застегнуто, и изящный шарф выпущен наружу. Очень привлекательная женщина, думаю я, перехватывая взгляды прохожих.

Брат и правда дома, когда мы возвращаемся.

— Где гуляли? — спрашивает он, не глядя. — А запах, как от вина.

— Правильно, Боречка. Мы с ним пили вино и ели цыплят-табака.

— Обо мне небось не подумал, — смотрит он зло и голодно на меня.

— Сашенька тебе тоже взял цыпленка-табака, я хотела заплатить, но он не дал.

Она достает аккуратный сверток, который сделала официантка (рубль на «чай»), из сумки.

Только теперь Б. верит. Он смотрит, как Линина рука разворачивает все, и говорит:

— Он знает, что он делает, — и одобрительно хлопает меня по плечу.

— Спасибо, Б., — шучу я, — не ожидал: Высшая Похвала.

Я сажусь у окна на последний стул и закуриваю. Лина опускается на кровать. Боря сидит за столом и превращает цыпленка в остатки. Я смотрю в никуда: окно. Забранное ставнями. Отчего мне так грустно?

— Боречка, тебе нравится?

— Угу, — урчит он. Прожевывает и говорит: — Вина, конечно, не догадался принести.

— В клюве, что ли, Борь. Но если разрешите, сейчас немедленно сбегаю, одна минута, — я еле сдерживаюсь.

Губы его блестят,