— Вижу, вам нужен генерал, — непринужденно бросил Оглторп.

— Очень нужен, — согласился Нейрн.

— Вот и хорошо, а то мне чертовски надоело быть моряком. Дадите полномочия, и к закату мои люди будут готовы вступить в бой.

— Мы вам дадим полномочия, но бой будет не завтра. Храни вас Бог, сэр.

— Пусть Он нас всех хранит. Нам Его помощь очень пригодится, — ответил Оглторп.

* * *

Король Филипп устроил в честь Оглторпа и прибывших с ним войск скромный ужин на открытом воздухе — на небольшом песчаном возвышении, окруженном дубами, искусственно выращенными, самых замысловатых форм, и густо увитыми испанским мхом. Двое индейцев развлекали публику игрой на скрипке и пением; вино, которым до этого потчевали гостей весьма умеренно, сегодня лилось рекой. К концу вечера Франклин оказался сидящим у костра напротив Оглторпа и черного как смоль Уноки. Они наперебой рассказывали о развернувшейся в форте Мальборо баталии.

— И здесь Унока не повиновался моим приказам, — сказал Оглторп.

— Вовсе нет, генерал, — возразил африканец, — вы никогда не приказывали мне не делать этого.

— Чего не делать? — спросил Вольтер, покосившись на Франклина, но тот предпочел не встречаться с ним взглядом. Каждый раз, когда Бен сталкивался с французом, он испытывал смешанные чувства: с одной стороны, ему было стыдно, с другой — обидно, что его предали.

— Мы находились на самой верхней площадке форта, в некотором смысле это и был собственно форт. С этой позиции мы собирались держать форт в осаде, пока «Азилийский Молот» не пройдет узким проливом в океан на поиски кораблей короля Карла.

— Вы собирались все там погибнуть? — спросил Вольтер.

— Нет, мы собирались прорваться через стену, вернуться на амфибию, а на ней уже сюда, — ответил, мрачно улыбнувшись, Оглторп. — Должен признаться, шансов у нас на это было мало. Как только форт проснулся, тут же начался бой. И представьте мое удивление, когда у нашего противника оказалось менее пятидесяти человек и всего один воздушный корабль.

— Вопреки вашим ожиданиям там не было гарнизона?

— Был, и даже больше, чем мы рассчитывали. Около двухсот человек. Но наш друг Унока взял пятерых человек, и они вырезали почти весь гарнизон, пока те спали.

Франклин почувствовал приступ дурноты, ему стоило немалых усилий подавить его. Кто эти люди, которые так непринужденно говорят о подобных вещах? И этих головорезов он называет союзниками? На лице Вольтера он увидел схожее выражение и неожиданно почувствовал в нем родственную душу. Вольтер, в конце концов, был писатель и философ, и из всех здесь присутствовавших они были самые близкие друг другу люди.

— Нам нужно было каким-то образом справиться с воздушным кораблем, но один меткий выстрел решил все дело.

— Это генерал запрыгнул на стену и с одного ярда застрелил пилота! — загоготал Унока.

— Блестящий эпический сюжет! — чуть пьяно воскликнул король Филипп. — Мне нужен придворный поэт, который написал бы либретто для оперы.

Франклин не представлял себе эпических героев, перерезающих на рассвете горло спящему противнику. Он поставил себя на место молодого солдата армии претендента, который не знает, кому служит его повелитель. Он просто думает, что честно выполняет воинский долг. Возможно, он даже готов умереть, но видит в своем воображении доблестную смерть в бою, он даже и помыслить не может, что его, как барана, зарежут во время сладкого сна.

Но война за пределами гуманизма, это бесспорный факт. Войну затеяли зарвавшиеся идиоты. И пусть им воздастся!

Франклин тряхнул головой, отгоняя человеконенавистнические мысли. Война, которую они ведут, справедливая, единственно справедливая война. Наивно было бы думать, что ее можно выиграть, не запятнав души.

— Мсье Вольтер, не желаете ли вы стать моим придворным поэтом?

Вольтер криво усмехнулся, это у него всегда хорошо получалось.

— В последний раз, когда я сочинил поэму о вашем дворе, меня наградили Бастилией.

— Это был двор моего отца, не мой. И я уже не тот человек, не тот король, каким был в исконном Париже.

— Я подумаю над вашим предложением, — милостиво согласился Вольтер. — Хотя на данный момент все мое время поглощено иными обязанностями. — При этих словах он посмотрел прямо в лицо Франклину, после чего опустил взгляд. — Я тоже не тот, что был в Париже. Боюсь, все мое поэтическое вдохновение иссякло.

Оглторп кашлянул:

— Я слышал, сэр, вы были в Лондоне, когда случилась та ужасная трагедия. И вы остались там, чтобы предупредить двор об опасности. Если все так, то вы настоящий герой.

— Герой? — Вольтер стрельнул в него взглядом. — Что я должен был делать? Я не знаю. Все, что я делал, было неправильно.

— Расскажите нам, пожалуйста. Наверное, это последний вечер, когда мы собрались вместе и можем поделиться историями. Расскажите нам свою.

Вольтер очень долго молчал, наконец, вздохнул:

— Мы не могли заставить двор выслушать нас, за одну только попытку мы рисковали быть арестованными. Господин Гиз, ученик Исаака Ньютона и мой компаньон, придумал отчаянный план. Мы знали, что комета направляется на Лондон с помощью определенного вида аттрактора, прибора, имеющего сродство с этим чудовищным космическим объектом. И он думал, если мы найдем этот аттрактор, то сможем вернуть комету назад.

— Вернуть назад? — Франклин будто со стороны услышал собственный голос. — Ты хотел сказать, отправить назад на небо? Но до падения кометы оставались считанные дни, даже часы. Это была невыполнимая задача.

— Мы не рассчитывали развернуть ее в обратном направлении, — сказал Вольтер. — Немного изменить траекторию для того, чтобы она упала не на землю, а, например, в море. — Он сложил руки как для молитвы. — Иного плана мы придумать не могли.

— Но вы не нашли аттрактор.

— Нет, мы его нашли. В распоряжении господина Гиза была прекрасно оснащенная лаборатория Ньютона, и он создал детектор, с помощью которого мы и нашли прибор. Но его окружал такой плотный кордон французских агентов, что нас тут же арестовали, заковали в кандалы и на галере отправили на Барбадос.

— На Барбадос?

— Естественно, мы туда не попали. От падения кометы на море образовались большие волны. Мир погрузился во мрак, шторм не прекращался. Вода начала заливать трюм, и один добросердечный тюремщик освободил тех, кого мог. Я был в их числе, но, пока мы искали господина Гиза, галера развалилась на части. Я успел схватить его за руку и чувствовал, как он идет ко дну. У меня были ключи тюремщика, но я не мог найти замок на его кандалах. И вдруг меня охватил страх; спасая себя, я бросил его, уцепился за какой-то обломок галеры и, полумертвый, был выброшен на нормандский берег. — Он покачал головой. — Я не герой, а подлый трус.