– Я его дочь, Азадэ. Я только что приехала из Тегерана. Он послал за мной. Мы… мы ехали всю ночь.

– Ах да, – ответила медсестра, удивляясь про себя, что сколь красивое создание могло быть сотворено столь уродливым человеком. – Если мне будет позволено дать совет, девочка моя, сейчас было бы лучше его не будить. Как только он проснется, я скажу ему, что вы здесь, и пошлю за вами. Ему лучше поспать.

Ахмед раздраженно спросил:

– Простите, где охранник его высочества?

– Вооруженным людям нечего делать в комнате больного. Я отослала его.

– Здесь всегда будет присутствовать охранник, пока хан не прикажет ему выйти или я не прикажу ему выйти. – Ахмед сердито повернулся и вышел.

– Это всего лишь обычай, сестра, – сказала Азадэ.

– Да, очень хорошо. Но это еще один обычай, без которого мы могли бы прекрасно обойтись.

Азадэ снова посмотрела на отца, почти не узнавая его, стараясь справиться с охватившим ее ужасом. Даже такой, думала она, даже такой он все еще способен уничтожить нас, Хакима и меня, – у него все еще есть его цепной пес Ахмед.

– Прошу вас, скажите откровенно, как он?

Морщинки на лице медсестры стали глубже.

– Мы делаем все возможное.

– Для него было бы лучше находиться в Тегеране?

– Да, если у него случится еще один удар, то да. – Сестра Бэйн взяла его за руку и посчитала пульс. – Но я пока что не советовала бы перевозить его, совсем бы не советовала. – Она сделала пометку в листе наблюдений и бросила взгляд на Айшу. – Вы не могли бы сказать этой леди, что ей нет нужды здесь оставаться, ей бы тоже не помешало хорошенько отдохнуть, бедному ребенку.

– Извините, я не могу вмешиваться. Это тоже обычай. А… а есть вероятность, что у него будет еще один удар?

– Кто может сказать это, девочка, это в руках Божьих. Мы надеемся на лучшее. – Они повернули головы, услышав, как открылась дверь.

На пороге с широкой улыбкой стоял Хаким. Глаза Азадэ вспыхнули, и она сказала медсестре:

– Прошу вас, пошлите за мной сразу же, как только его высочество проснется, – потом торопливо прошла через комнату, вышла в коридор, закрыла за собой дверь и обняла его. – О, Хаким, мой дорогой, столько времени прошло, – задыхаясь, проговорила она. – О, неужели это действительно явь?

– Да, да, но как ты… – Хаким замолчал, услышав шаги. Ахмед и охранник свернули в коридор и подошли к ним. – Я рад, что ты вернулся, Ахмед, – вежливо сказал он. – Его высочество тоже будет счастлив.

– Благодарю вас, ваше высочество. Что-нибудь произошло за время моего отсутствия?

– Нет. Разве что полковник Фазир приезжал сегодня утром повидать отца.

Ахмед похолодел.

– Его пропустили?

– Нет. Ты оставил распоряжение, чтобы не пропускали никого без личного разрешения его высочества; он в тот момент спал, он вообще проспал большую часть дня… я наведывался к нему каждый час, и сестра говорит, что его состояние не изменилось.

– Хорошо. Благодарю вас. Полковник просил что-нибудь передать?

– Только то, что он сегодня собирался в Джульфу со своим партнером. Это тебе говорит что-нибудь?

– Нет, ваше высочество, – гладко солгал Ахмед. Он переводил взгляд с брата на сестру и обратно, но, прежде чем он успел открыть рот, Хаким сказал:

– Мы будем в Голубом зале, пожалуйста, позови нас сразу же, как только мой отец проснется.

Ахмед проводил их взглядом, когда они, рука об руку, прошли по коридору: молодой человек – высокий и красивый, она – гибкая, как ивовый прутик, и желанная. Предатели? Не много времени остается, чтобы добыть доказательства, подумал он. Вернувшись в комнату больного, он увидел бледность лица хана, почувствовал запах, против которого восставали его ноздри. Опустившись на корточки и не обращая внимания на неодобрительно нахмурившуюся медсестру, он начал свое бдение.

Что было нужно этому сыну собаки Фазиру? – спрашивал он себя. В субботу вечером, когда Хашеми Фазир и Армстронг вернулись из Джульфы без Мзитрюка, Фазир гневно потребовал встречи с ханом. Ахмед присутствовал при этой встрече, на которой хан объявил, что не меньше их озадачен тем, что Мзитрюка в вертолете не оказалось.

– Возвращайтесь завтра. Если этот человек доставит мне письмо, вы можете его прочесть, – сказал хан.

– Спасибо, но мы подождем здесь. «Шевроле» не мог отстать от нас намного.

И они остались ждать, хан кипел от возмущения, но ничего не мог поделать; люди Хашеми рассыпались по дворцу и сели в засаду. Час спустя «шевроле» прибыл. Он сам впустил шофера к хану, пока Хашеми и этот говорящий на фарси неверный прятались в соседней комнате.

– У меня конфиденциальное послание к его высочеству, – сообщил ему шофер.

В комнате, где лежал больной хан, советский сказал:

– Ваше высочество, я передам вам послание, когда мы останемся наедине.

– Передайте мне его сейчас. Ахмед мой самый доверенный советник. Давайте письмо! – Человек с неохотой подчинился, и Ахмед вспомнил, как кровь внезапно бросилась в лицо хану, едва он прочел первые строки.

– Будет ответ? – с вызовом спросил русский.

Задыхаясь от ярости, хан мотнул головой, отпустил посланника и протянул письмо Ахмеду. Там говорилось: «Мой друг, я был потрясен, услышав о твоей болезни, и был бы сейчас рядом с тобой, но срочные дела вынуждают меня остаться здесь. У меня плохие новости: может оказаться, что тебя предали, и ты и твой круг агентов стали известны внутренней разведке или людям из САВАМА – ты знаешь, что этот хамелеон Абрим Пахмуди теперь возглавляет этот новый вариант САВАК? Если тебя выдали Пахмуди, будь готов немедленно бежать, или ты очень скоро увидишь стены пыточной камеры изнутри. Я предупредил наших людей, они помогут тебе, если возникнет необходимость. Если обстановка будет безопасной, я прибуду во вторник с наступлением темноты. Удачи».

У хана не было иного выбора, кроме как показать письмо двум своим гостям.

– Это правда? Насчет Пахмуди?

– Да. Он ведь ваш старый друг, не так ли? – с издевкой спросил Фазир.

– Нет… нет, он не друг. Убирайтесь!

– Конечно, ваше высочество. Ваш дворец тем временем взят под наблюдение. Вам никуда не нужно бежать. Пожалуйста, не предпринимайте ничего, чтобы помешать приезду Мзитрюка во вторник, ничего не делайте, чтобы внушать бунтовщикам в Азербайджане новые надежды. Что касается Пахмуди и САВАМА, они ничего не могут здесь сделать без моего одобрения. Теперь я закон в Тебризе. Подчинитесь – и я защищу вас, восстанете против меня – будете ему пешкешем!

Когда они ушли, ярость хана прорвалась наружу; Ахмед никогда не видел его в таком бешенстве. Пароксизм все нарастал, потом вдруг разом прекратился, и в следующий миг хан вытянулся на полу, а он смотрел на него сверху, ожидая увидеть мертвеца, но хан не умер. Просто лицо сделалось восковым, тело подергивалось, дыхание было прерывистым.