– Я думаю, вам не стоит так много разговаривать, ваше превосходительство, – вставила медсестра.

– Подите прочь.

Она мягко похлопала его по плечу.

– Не хотите съесть что-нибудь, может быть, немного хореша?

– Пахла'ы.

– Доктор сказал, что вам вредно есть сладости.

– Пахла'ы!

Сестра Бэйн вздохнула. Доктор запретил ей давать ему пахлаву и добавил: «Но если будет настаивать, можете дать, и сколько захочет, какая теперь разница? Иншаллах». Она нашла пахлаву, положила кусочек ему в рот, вытерла слюну, и он с наслаждением прожевал ее, хрустящую орешками, но такую нежную и, о, такую сладкую.

– Ваша дочь прибыла из Тегерана, ваше превосходительство, – сообщила сиделка. – Она попросила меня известить ее, как только вы проснетесь.

Абдолла находил весь процесс разговора очень странным. Он пытался произнести предложения, но его рот не открывался, когда должен был открываться, и слова оставались в его сознании долгое время, а потом, когда упрощенная форма того, что он хотел сказать, вылетала изо рта, слова оказывались не очень хорошо артикулированными, хотя должны были бы быть таковыми. Но почему? Я ведь все делаю так же, как раньше. Раньше чего? Не помню, только тяжелая, давящая чернота кругом, рев крови в ушах, раскаленные иглы пронзают мозг, и нечем дышать.

Дышать я теперь могу, и слышу все отлично, и прекрасно все вижу, ум работает безупречно, полный планов, острый, как всегда. Проблема лишь в том, как все это выразить.

– Как'е?

– Что, ваше превосходительство?

Снова ожидание.

– Как 'не го'орить лушше?

– А, – кивнула она, сразу сообразив, о чем речь: ее опыт ухода за инсультными больными был огромен. – Не тревожьтесь, сначала это вам будет казаться чуточку трудным. Будете поправляться, и контроль над речевым аппаратом к вам вернется. Вы должны отдыхать как можно больше, это очень важно. Отдых и лекарства, и терпение, и будете здоровы как огурчик. Хорошо?

– Да.

– Вы хотите, чтобы я послала за вашей дочерью? Она очень хотела вас увидеть, такая милая девушка.

Ожидание.

– По'же. По'же у'ижу ее. Уходите, 'се… но не Ах'мед.

Сестра Бэйн подумала, потом опять мягко похлопала его по руке.

– Я дам вам десять минут. Если вы пообещаете мне потом отдохнуть. Хорошо?

– Да.

Когда они остались одни, Ахмед подошел ближе к кровати.

– Да, ваше высочество?

– Сколько 'ремени?

Ахмед взглянул на часы на руке. Часы были золотые, с украшениями, он ими очень восхищался.

– Почти половина двенадцатого во вторник.

– Петр?

– Не знаю, ваше высочество. – Ахмед рассказал хану то, что ему передал Хаким. – Если Петр сегодня прилетит в Джульфу, Фазир будет поджидать его там.

– Иншаллах. Азадэ?

– Она была искренне встревожена состоянием вашего здоровья и сразу же согласилась приехать. Минуту назад я видел ее с вашим сыном. Я уверен, она согласится на все, чтобы защитить его, как и он, чтобы защитить ее. – Ахмед старался говорить ясно и коротко, не желая утомлять его. – Что вы хотите, чтобы я сделал?

– 'сё. – Все, что мы с тобой обсудили, и еще немного, с наслаждением подумал хан, приходя в возбуждение. Теперь, когда Азадэ вернулась, перережь горло посланнику, который пришел просить выкуп, чтобы горцы в ярости сделали то же самое с пилотом; выясни, являются ли эти отродья предателями, любым способом, каким захочешь, и если являются, выколи Хакиму глаза и отправь ее на север Петру. Если не являются, зарежь Наджуд, только медленно, а этих держи обоих здесь под присмотром, пока пилот не будет так или иначе мертв, потом отошли ее на север. И Пахмуди! Я назначаю награду за его голову, которая будет искушением даже для Сатаны. Ахмед, предложи ее сначала Фазиру и скажи ему, что я хочу мести, хочу, чтобы Пахмуди распяли на дыбе, отравили, вспороли живот, искалечили, кастрировали…

Его сердце начало поскрипывать, биться сильнее, и он собрался поднять левую руку, чтобы потереть грудь, но рука не сдвинулась с места. Ни на сантиметр. Даже сейчас, когда он смотрел на нее, лежащую на одеяле, и мысленно приказывал ей шевельнуться, она оставалась неподвижной. Совершенно. И никаких ощущений. Ни в ладони, ни во всей руке. Страх хлынул в него, как вода из прорванной плотины.

Не бойтесь, говорила сиделка, в отчаянии напомнил он себе; накатывающиеся волны ревели у него в ушах. У тебя был удар, только и всего, не слишком сильный, сказал врач, и еще он сказал, что у многих людей случаются удары. У старого Комарги был удар год или около того назад, а он до сих пор жив, все у него работает, и он даже заявляет, что еще способен спать со своей молодой женой. При современном лечении… ты добрый мусульманин и отправишься в рай, так что бояться нечего, бояться нечего… бояться нечего, если я умру, я отправлюсь в рай…

Я не хочу умирать, возопил он. Я не хочу умирать, закричал он снова, но все это осталось лишь в его голове, и ни один звук не вырвался наружу.

– В чем дело, ваше высочество?

Он прочел тревогу на лице Ахмеда, и это его немного успокоило. Хвала Аллаху за Ахмеда. Ахмеду я могу верить, думал он, обливаясь потом. Так, какие мне ему отдать распоряжения?

– Семью, сюда 'сех поже. Сначала Азадэ, Хаким, На'жуд. Пони'аешь?

– Да, ваше высочество. Чтобы подтвердить наследование? – Да.

– Вы даете мне разрешение допросить ее высочество?

Хан кивнул, веки стали тяжелыми, будто налились свинцом, он ждал, когда утихнет боль в груди. В ожидании он пошевелил ногами, чувствуя покалывание иголочек в стопах. Но никакого движения не последовало, по крайней мере с первого раза, только со второго, да и то при немалом усилии. Ужас вновь наполнил его. В панике он передумал:

– Быстро за'лати 'ыкуп, пилота сюда, Эри'ки сюда, 'еня в Тегеран. Понял? – Он увидел, как Ахмед кивнул. – Быстро, – выговорил он и махнул ему рукой, чтобы он отправлялся, но рука даже не шевельнулась. В ужасе он попробовал махнуть другой рукой, и это сработало, не без усилий, но рука подчинилась. Паника немного отступила. – За'лати 'ыкуп сразу… держи 'секрете. Позо'и сиделку.

Поворот на Джульфу. 18.25. Хашеми Фазир и Армстронг снова сидели в засаде под заснеженными деревьями. Внизу ждал знакомый им «шевроле»: погашенные фары, опущенные стекла, два человека на переднем сиденье – все как в прошлый раз. Вниз по склону за их спиной обе стороны дороги Джульфа – Тебриз были нашпигованы людьми из военизированных формирований – около полусотни человек, готовых к перехвату. Солнце село за горы, и небо теперь ощутимо почернело.

– Немного времени у него остается, – опять пробормотал Хашеми.