Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот в таком духе Андрей Антонович продолжал высказываться до самого учебного центра. В принципе А.А. Гречко был по характеру человеком малоразговорчивым и обнажал далеко не все, что было у него на душе. И уж тем более он почти не посвящал свое окружение в те вопросы, которые разбирались на Политбюро ЦК, кроме военных. Но сейчас, видно, у него так накипело, что он, не удержавшись, выговорился даже в моем присутствии.
Как всегда, министра встречали в городке учебного центра начальники Генштаба, Главпура и главнокомандующие видами ВС. Обычно всегда он приезжал в приподнятом настроении, шутил, чем сразу настраивал всех на хорошую работу. На этот раз Андрей Антонович вышел из машины мрачный, молча поздоровался и, ничего не говоря, двинулся в сторону конференц-зала, где должно проходить заслушивание решений о действиях войск и сил флота на последнем этапе стратегических операций. Все уже собрались. Пока мы шли в зал заседаний, Виктор Георгиевич Куликов тихо спрашивает у меня:
– Что случилось?
– Да вроде ничего… Может, что-нибудь в Москве? – предположил я.
– Это не исключено. – Мне показалось, что Виктор Георгиевич понял, на что я намекаю.
Доклады шли нормально. Особо ярко прозвучало решение Главнокомандующего Группой Советских войск в Германии генерала армии Евгения Филипповича Ивановского, который выступал в роли командующего войсками одного из фронтов. Министр задавал вопросы редко и очень тихо. В основном неясные вопросы разбирал Куликов.
В один из перерывов я зашел в комнату отдыха к министру обороны уточнить некоторые вопросы на завтра – это был последний день учений. В комнате сидели и пили чай Гречко, Епишев и Кутахов. Меня тоже усадили за стол. Павел Степанович любил побалагурить. И на этот раз, чтобы вывести министра из подавленного состояния, он начал: – Товарищ министр, вот Валентин Иванович хорошо обустроил учебный центр. Но в гостинице установили такие унитазы, что сядешь на него – и… все в воде. Я немедленно парировал: – Товарищ министр, маршал авиации несправедлив. Унитазы у всех стандартные. Это у него при посадке на унитаз выпускаются не обычные, а маршальские шасси – вот они и… плавают. – Я это подтверждаю, – вмешался Епишев, – я с ним бывал в парилке. – Так что же делать? – повеселел Андрей Антонович. – Одно из двух надо заменять… – Товарищ министр, ну какой летчик ринется в бой, если он не уверен в надежности и добротности шасси и в том, что он способен удачно приземлиться? Нет, эта сторона вопроса не должна вызывать сомнения, – продолжал в своей манере Кутахов. Видя, что Павлу Степановичу удалось поднять настроение Гречко, я перевел разговор на другую тему – уточнил время и место разбора учений на завтра, обговорил вопрос о товарищеском обеде и испросил разрешения на проведение небольшого концерта – все-таки суббота. Разговор прошел нормально, все вошло в привычную рабочую колею. Но меня все эти дни, с того момента, как начались учения, не покидала одна мысль – как подойти к министру, чтобы попросить его назначить меня на Дальневосточный военный округ, поскольку генерал Петров переходит в центральный аппарат и место освобождается. Я проявлял нерешительность по двум причинам: во-первых, никогда не просил за себя, тем более когда речь шла о должности (правда, просился-то я не на «теплое» место); и во-вторых, в Прикарпатском округе я был всего лишь три года. Но все-таки надежд на такую беседу не терял. Вечером по окончании занятий министр обычно уезжал к себе сам или с адъютантом. В этот раз, прощаясь со всеми, он сказал, чтобы я поехал с ним и по дороге еще раз рассказал, как будет организован завтрашний день до отъезда всех участников учений включительно… Мы поехали. Пока я собирался с мыслями, министр вдруг начал сам: – В прошлом году вас вызывал Пельше. Почему вы мне об этом не доложили? – Во-первых, для меня самого это было полной неожиданностью. Во-вторых, когда мне стало известно о вызове, я доложил о нем начальнику Главпура, считая, что он доложит вам. В-третьих, когда вызов состоялся и все закончилось благополучно, то я посчитал, что докладывать об этом эпизоде уже ни к чему.
– Это неправильно. Командующий войсками приграничного военного округа подчиняется непосредственно министру обороны, и вы обязаны мне немедленно докладывать о таком событии. Это не рядовое дело. Я знаю этих… крючкотворцев. Хорошо, что все так обошлось. Епишев действительно мне доложил, но только тогда, когда я его об этом спросил. А спросил потому, что мне звонил Пельше – интересовался округом, командующим и сказал, что они «рассматривают сегодня дело». Я поинтересовался, что за дело. Мы обменялись мнениями. Кстати, он сказал о мерах Владимира Васильевича Щербицкого.
Помолчав, Гречко заметил:
– В округе все строится добротно, современно. Конечно, эту линию надо продолжать и дальше. В хороших условиях воин и служит хорошо. Надо обратить особое внимание на жилищное строительство для офицеров. Кстати, а как со строительством санатория в Крыму на базе дачи адмирала Исакова?
Я доложил ему, что вопрос несколько затянулся в Москве – с отысканием документов на этот участок. Министр сказал, чтобы я позвонил Геловани и чтобы тот в понедельник доложил ему.
Потом неожиданно Андрей Антонович вдруг перешел на другую тему:
– Василий Иванович Петров долго служит на Дальнем Востоке. Вырос там. Много сделал для войск округа. Теперь вот переводим его в Москву. А туда направляем тоже хорошего созидателя и хозяина – Третьяка. У меня все так и оборвалось. Я не стерпел и выпалил:
– Счастливый Иван Моисеевич, как говорят в народе, в рубашке родился. Дело теперь уже прошлое – я сам хотел проситься у вас на Дальневосточный округ.
Министр внимательно посмотрел на меня, задумался, а потом спросил:
– Это в связи с разбирательством у Пельше?
– Нет, нет! Мне нравится этот округ. Много войск, просторы, масштабы.
– Ничего, у вас еще многое впереди. Третьяк не вечно будет занимать это почетное место, – засмеялся министр. – Давайте поговорим о деле.
Я подробно доложил, что мы наметили на заключительный день учений. Уточнил, что начать работу (фактически разбор учений) планируем в 10.00. Андрей Антонович согласился, но поправил: начало –