Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Провести подобный эксперимент с муравьями было нелегко, но все же гораздо легче, чем осуществить нечто подобное с людьми и их питомцами. Никто не позволит вам посадить человека вместе с собакой в огромную бочку, чтобы определить, проживет ли он дольше в сравнении с человеком в такой же бочке, но без собаки. Вообще говоря, определить, насколько полезны для нас наши кошки и собаки (и все остальные комнатные животные, включая карликовых свиней, хорьков и даже индюшек) с точки зрения здоровья и благополучия, не очень легко. Несомненную пользу приносят собаки, выполняющие специальные функции, например собаки-поводыри или собаки, определяющие раковые заболевания. А вот как быть со среднестатистической собакой или кошкой, живущей в нашем доме? Немногочисленные исследования этого вопроса показали, что владельцы собак и (в несколько меньшей степени) кошек меньше страдают от стресса, тревожности и чувства одиночества; это такой же эффект, который, как думают, оказывают на муравьев их «домашние» жуки. Вот почему все больше людей обзаводится животными для моральной поддержки, и не только собаками и кошками, но даже свиньями и индюшками. В одном из исследований было даже показано, что владельцы собак имеют более высокие шансы восстановиться после сердечного приступа, чем люди, не имеющие их. Кошатники, правда, не обнаруживали быстрых темпов выздоровления в сравнении с теми, у кого кошки не было[244]. Но до сих пор подобные работы остаются малочисленными, носят сравнительный характер и выполняются на относительно небольших выборках. К тому же они не учитывают другие виды влияния, которые собаки и кошки имеют на своих хозяев. Они не объясняют, что ваш домашний питомец, подобно мухе или рыжему таракану, может принести в дом виды, способные вызвать болезнь или, наоборот, оказаться для вас полезными.
Илл. 10.1. Ярослав Флегр в своем офисе. (Кадр из фильма «Жизнь на нас» (Life on Us), режиссер Аннамария Талас, предоставлено Аннамарией Талас.)
ОДИН ИЗ «ПОДАРКОВ», который может вам преподнести ваша кошка, — паразит Toxoplasma gondii[245]. Токсоплазма — красноречивый пример того, как патогенный организм входит в жизнь человека через его домашних питомцев, подтверждающий, как трудно решить однозначно, полезны или вредны для нас комнатные животные. История с Toxoplasma gondii, которую я хочу рассказать, началась в 1980-е. Одна группа исследователей в Глазго изучала домовых мышей, зараженных этим паразитом. Ученые заметили, что инфицированные мыши кажутся гиперактивными в сравнении с неинфицированными. Возникло предположение, что это может быть как-то связано с паразитом. Чтобы проверить догадку, в клетку с мышами поставили беличье колесо и студенту по имени Дж. Хэй поручили считать, сколько оборотов в колесе сделает тот или другой зверек. За первые три дня эксперимента незараженные мыши сделали на колесе более 2000 оборотов. Неслабо! Не похоже, чтобы они были спокойны. Но инфицированные животные сделали за это время вдвое больше. По мере продолжения эксперимента разница росла. На 21-й день зараженные мыши делали 13 000 оборотов в сутки, а незараженные только 4000. Инфицированные грызуны были словно в каком-то угаре. Исследователи решили, что виной всему некие изменения, произошедшие в мышином мозгу. Следующим шагом стала гипотеза, что гиперактивность инфицированной мыши способствует выживанию паразита; возможно, паразит делает ее гиперактивной, тем самым повышая шансы быть съеденной кошкой. Финальная стадия развития в жизненном цикле T. gondii проходит исключительно в организме этого хищника[246]. Дальше этого исследователи не продвинулись. Они опубликовали свою гипотезу в научном журнале, предоставив другим проверять ее. Все это было само по себе довольно необычно, но десять лет спустя, благодаря Ярославу Флегру, история стала казаться еще более странной.
Флегр родился и работает в Праге. Здесь он прошел все этапы научной карьеры в области эволюционной биологии, провел несколько блестящих исследований, получил степень доктора наук и даже вытянул самый счастливый билет — получил место профессора в пражском Карловом университете. Именно в стенах этого университета он стал изучать паразитов. Сначала он исследовал Trichomonas vaginalis — простейшее, вызывающее трихомониаз человека. Потом, начиная с 1992 г., переключился на Toxoplasma gondii. Когда Флегр прочитал статью о гиперактивных мышах, крутившихся в беличьих колесах, он уверился, что Хэй прав и что паразиты действительно способны управлять процессами в мозгу своих хозяев. Это происходило, как он полагал, в самых разных уголках мира, везде, где зараженные токсоплазмой мыши становились легкой добычей кошек — на благо самому паразиту. Трудно сказать, почему Флегр так легко поддался идее Хэя; еще труднее объяснить, что заставило его задуматься, не заражен ли он сам, подобно гиперактивным мышам из шотландского эксперимента.
Флегр начал отмечать и записывать все необычные особенности своего поведения. В каком-то смысле он действительно чувствовал себя, как инфицированная мышь. Он, правда, не бегал быстрее других людей по беговой дорожке, но некоторые особенности его поведения были не очень обычными. Будь Ярослав мышью, он вероятнее всего был бы съеден кошкой, а если бы вел жизнь первобытного человека, то быстро стал бы жертвой хищника покрупнее. Возможно, помимо гиперактивности, токсоплазма снижает у мышей чувство осторожности и они более склонны к риску. Не случилось ли нечто подобное и с ним? Однажды в Курдистане Флегр оказался в ситуации, когда вокруг него свистели пули, а он даже не думал о смертельной опасности. В своей родной Праге он, очертя голову, перебегает улицу даже с самым оживленным движением, увертываясь от машин под визг тормозов и тревожные гудки. Не так ли ведет себя инфицированная мышь, высовываясь из укрытия? В эпоху коммунистического режима он столь же бесстрашно высказывал самые опасные идеи, ничуть не беспокоясь о том, что за это можно заплатить тюремным заключением или кое-чем похуже. Чем объяснить все это? Флегр думал, что он, возможно, тоже заражен и, находясь под контролем паразита, столь же бессилен повлиять на происходящее, как Грегор Замза, герой «Превращения» Кафки.