старинную пословицу: не за то отец сына бил, что играл, а за то, что отыгрывался. Кервьеля судили и признали виновным, пытались взыскать с него сначала всю астрономическую сумму, а потом хотя бы миллион евро, он тоже судился с работодателем и отсудил полмиллиона за незаконное увольнение. Но чем объяснить почти восторженное отношение к нему общества, и не только во Франции, но и во всем мире, где даже появились клубы «фанов Кервьеля»? В банковских кругах его называли мутировавшим вирусом и террористом, а поклонники звали Робин Гудом, Че Геварой финансов, коммунисты сравнивали с Дрейфусом.

История по сути своей кажется достаточно традиционной: сколько мы знаем случаев, когда банкиры использовали чужие деньги для игры на бирже или даже просто в казино, в рулетку и проигрывались в пух и прах. В былые времена они вынуждены были кончать жизнь самоубийством или отправляться в тюрьму до конца дней своих. В любом случае это всегда было связано с позором, падавшим черным светом на имя, на всю семью незадачливого игрока. Но теперь все почему-то по-другому. Какие-то серьезные изменения в общественной морали случились? Или же дело в том, что работа, которой занимался мсье Кервьель, кажется подавляющему большинству нормальных людей чем-то совершенно нереальным, иллюзорным, не от мира сего? А банки, фонды и брокерские конторы, наживающие в этом виртуальном мире миллиарды, ничего, кроме раздражения и злорадства, не вызывают. А, попались, опростоволосились в своих заумных делах, голубчики? Так вам и надо! Мальчишка, одиночка с комплексами, мелкая конторская сошка взял и всех вас объегорил? Молодец, браво!

«Проигранные» Кервьелем суммы настолько огромны, что мы по-настоящему и представить их себе уже не можем. От 50, да что там — от 5 миллионов дух захватывает, а от 50 миллиардов — уже нет. Что-то уже не очень вообразимое. Абстракция. Понятно, что ни в какую рулетку таких денег не проиграешь — физически невозможно. Да и как в его собственном банке не заметили таких игр, не до конца понятно. Как-то он здорово хитрил, обманывал службу, которая следит за рисками — может быть, потому что он сам там несколько лет работал. Представьте себе опытного слесаря, специалиста по замкам, переквалифицировавшегося в домушника. И все же как можно не заметить операций объемом в 50 миллиардов евро? Вся «Сосьетэ Женераль», со всеми ее капиталами, стоит меньше. Что же это такое творится? И что это за игры такие, в сравнении с которыми бледнеют любые казино? Журналисты, рассказавшие миру о «деле Кервьеля», не решаются вдаваться в объяснения, пишут, что и среди профессиональных брокеров далеко не все до конца понимают, как финансовые инструменты работают. А тот, кто понимает, тот имеет шанс сказочно разбогатеть за несколько лет. Да что там лет — нескольких месяцев, а то и дней может быть достаточно, чтобы стать мультимиллионером. Или разориться, конечно. Вернее, разорить свой банк, потому что ни у кого из игроков нет таких личных средств, чтобы делать ставки подобных масштабов. В середине девяностых годов в аналогичной ситуации британский трейдер Ник Лисон полностью обанкротил старинный и знаменитый банк «Бэрингс». Тот самый, про который в XIX веке писали: «В мире шесть великих держав — Англия, Германия, Австро-Венгрия, Россия, США и „Бэрингс“». Уничтожил Лисон «великую державу», рискнув ее капиталами и неверно угадав направление движения курса акций. Причем он имел дело с самыми простыми, так называемыми ванильными инструментами, но и в них достаточно легко запутаться. Так что, говорят нам эксперты, даже не пытайтесь понять, не морочьте себе голову. Между тем эти пресловутые финансовые инструменты, эти самые, извините за выражение, деривативы, они на самом деле не так далеки от нас, простых смертных, как кажется. Нет, конечно, математические формулы, по которым они работают, требуют для понимания специального образования. Все эти модели «Монте-Карло» да «биноминальные деревья» — это, конечно, скажу вам, не бином Ньютона. В том смысле, что куда сложнее. Но при этом имеют эти штуки и внятный общечеловеческий смысл, и в нем пора разбираться населению, поскольку оно, население, все чаще сталкивается с ними на практике.

Страшное слово это — «деривативы» — означает всего-навсего: производные. В данном случае — производные от какой-то другой, «чужой» стоимости. Кто-то напрягается, что-то там выращивает, выплавляет, добывает или производит, а «дяди» в лондонском или каком-то другом Сити делают ставки на успех или неуспех этой работы. Причем не напрямую, а опосредованно. Ведь уже и сами акции, и другие ценные бумаги — это тоже своего рода производное от реальной экономики. А деривативы, соответственно, — производные от производных. Тяжеловато? Есть сравнение и попроще. Тотализатор на бегах — это ведь тоже своего рода производное от стараний лошадей и жокеев. Финансовые инструменты напоминают ставки на ипподроме: какая лошадь придет первой, второй, третьей и так далее. Или в конторе букмекера: опять же, произойдет что-то в будущем или нет. Только выигрыши и проигрыши совсем несопоставимы, смешно даже сравнивать. Но все равно это игра, игра с будущим, попытка его отгадать. На основе все-таки некоего анализа, некоего просвещенного прогноза, а не просто слепого случая, как в рулетке. Отсюда название «фьючерс», от английского слова «будущее».

Играют как бы парами — одна сторона хочет снизить свой риск, а другая, наоборот, готова рискнуть в надежде прилично заработать (в случаях так называемых свопов, финансовых обменов, так и буквально парами). Этакие пари на деньги, да и сами эти пари становятся финансовыми инструментами, то есть — «почти деньгами». Бывает, конечно, и так, что один и тот же игрок ставит и на повышение, и на понижение, как бы заключает пари против самого себя. Это обозначается еще одним чудным словом — «хеджирование», от английского слова «хедж» — забор, ограда. То есть это способ поставить предел, «ограду» своим потенциальным убыткам. (Есть правдоподобная версия, что этот термин происходит из мира казино: там ставят фишку на границы между несколькими разными «боксами», сразу на несколько цифр, если хотят уменьшить риск.) Некоторые утверждают, что это все начали американские фермеры, которым надо было иногда продать «на корню» будущий урожай. А потом, научившись на горьком опыте, они придумали, что неплохо было бы и слегка подстраховаться на случай, если урожай обманет ожидания. С другой стороны, первые свопы якобы уже заключались в Амстердаме в незапамятные времена. Так что хеджирование есть своего рода страхование — с той разницей, что страхуют вас не страховые компании, а рыночные игроки.

Классическая модель свопа: Иван Иванович хотел бы зафиксировать ставку кредита, который он получил на развитие своего бизнеса. Потому как, если эта самая ставка вдруг скаканет вверх,