– Изверг ваш моего сына изувечил! Нос ему своротил, бандюга! Вот так сиротку они подобрали! Арестанта! Да он тут всех нас сиротами оставит, ночью перережет!

У Славки оборвалось сердце. Прикрыл руками голову и простонал про себя: «Что я наделал, что теперь будет?» Оставалось только ждать, когда тетка доберется до него и отколошматит за сына. Крики ее уже сливались в один сплошной невнятный вопль: «Яеговмилициюупеку-у!» И упечет, что ей стоит – уверился Славка, охваченный ужасом происходящего. Но тут, как всегда, пришел на выручку папа Митя.

– Это кто упечет? Ты, что ли? Тоже пекарь нашлась! Ты на своего мордоворота посмотри, он в два раза толще моего мальчишки! Ты мне еще за рубаху заплатишь! И чтоб ноги твоей на моем дворе не было! – надвинулся он на нее грудью. И ничего не сделал, а противная тетка пулей выскочила за ворота. Умеет стращать, что и говорить.

– Митя, не ругайся при ребенке! – скомкала Славкину рубаху мама Люда, попыталась успокоить его, да только масла в огонь подлила. – Ты же знаешь эту семейку. Этот Ленька – оторви да брось, никому прохода не дает. А тут нашлась на него управа, так сразу и прибежала! Сына ее обидели! И как ты только с таким бугаем справился? – покосилась она на Славку. И что-то новое было в ее взгляде, необычное.

А у него уже отлегло от сердца. Оказывается, как легко дышится, когда некого и нечего бояться. Когда есть кому за тебя заступиться. Поддернул штаны и ответил с достоинством:

– Пусть не лезет! Я ж молоко парное пил, вот и победил!

Нет худа без добра. Тетка на всю деревню раскричала, разнесла, какой бандит поселился у Карташовых. Прославила. На другое утро он поостерегся идти на рыбалку, хотя и сбегал проверить – не шляется ли кто по его берегу. После от нечего делать сидел на лавочке у ворот, болтал ногами, издали наблюдая, как мальчишки гоняют по ровному лугу консервную банку. Пинали, пинали они ее и как бы невзначай допинали до его кроссовок. Банка заманчиво сверкнула на солнце и подставила желтый бок. Ну как тут было не запулить ее! Банка улетела, но тут же вернулась.

Через минуту он уже гонял ее со всей ватагой. И скоро почувствовал себя своим, особенно когда помирился с мордатым Ленькой, который первым подошел и заговорил, как со старым знакомым. Да и то верно – уже познакомились! Квиты. Но все это время Славку ужасно занимала одна невероятно трудная вещь – держаться независимо. Без привычки делать это было страшно тяжело, но надо было держать марку. И Славка держал, как мог.

Вскоре лихой гурьбой все помчались на речку смывать пыль. И Славка вместе с ними. Бежал и понять не мог, отчего это вдруг ему так радостно бежится. Никогда ранее шумные общества его не привлекали. Наплескавшись вдоволь, они запалили на речной излучине костерок. Уселись тесным кружком, принялись выспрашивать Славку про город. А что там интересного в этом городе? По правде говоря, он сам-то видел его раз-два и обчелся. Как-то зимой провезли по заснеженным улицам на автобусе. Экскурсия называется! Славка проковырял в обмерзшем окне дырочку, да мало что увидел. Таким же толстым слоем морозной накипи были покрыты и окна в детдоме. Пока протаешь пальцем, до кости застудишь. Да и не любил он в них смотреть, в эти проталинки, будто подглядывать, как там, на воле, нормальные люди живут. И еще потому, что выказывали эти глазки не то, что хотелось увидеть, а во что упирались – чаще забор.

Не хотелось Славке вспоминать о холодных днях у весело трепещущего костерка. Но как не потрафить первым друзьям. Никогда еще он не был так интересен людям. Это налагало ответственность и приходилось сильно напрягаться, чтобы уж совсем напропалую не врать.

– То ли дело у вас, в городе, – завистливо вздохнул кто-то рядом, – на каждом углу продают мороженое и сколько хочешь…

– Ага, ешь сколько влезет. Ух и вкуснотища! – с трудом припомнил Славка, какое оно на вкус, это мороженое. Последний раз он его не вспомнить, на какой праздник пробовал. Было оно сильно подтаявшим – чтобы горло не заболело. И он так быстро его проглотил, что на языке остался лишь молочно-сладкий привкус.

– А самолет близко видел? – настаивал настырный Витек, тот самый, что натыкал Славку носом в землю.

– Приходилось. Громадина, выше любого дома! – степенно отвечал Славка, поражаясь своему нахальству. Из автобуса ему удалось одним глазком увидеть аэропорт. Над длинным серым забором торчали самолетные хвосты, украшенные красными флажками. И по их размерам можно было представить, какие большие самолеты стояли там.

– Да ты лучше расскажи про машины, которые по проводам ездят. И про колесо, с которого весь город виден. Везет же людям! А правда, что каждое лето в город зоопарк привозят?

Вопросы сыпались, как из мешка горох, и скоро Славка понял, что от деревенских он о городе узнает больше, чем сам вспомнит. Растерялся, умолк и сник. Не научился еще складно врать. Но тут на выручку пришел Ленька, спросил ни с того ни с сего:

– А чего это ты лысый?

Славка изумился, что тот таких простых вещей не знает, но виду не подал, чтобы его не обидеть.

– Так это чтобы вши на голове не заводились…

Пацаны от хохота в разные стороны покатились. Наверное, подумали, что он шутки шутит. Славка уселся поудобнее – у костерка сразу просторнее стало, и тоже над ними, дуралеями, посмеялся. И над собой за компанию. Теперь можно, через месяц у него ого-го какой чуб отрастет!

Ах, как жилось ныне Славке! Свобода кружила голову, опьяняла, как заросли багульника, который ему показали пацаны. Скоро все улицы в деревне научились отличать топоток его окрепших ног. А окрестные леса – отвечать на разные голоса звонким эхом. Он так стремился стать похожим на ловких мальчишек. Сравняться с ним по цвету загорелой кожи, числу царапин и заплат. Перенять этот особый вольный шик поведения, который они даже не замечали. А еще – обучиться всем играм сразу, мастерству изготовления рогаток, поджиг, трещоток, самокатов, свистков и, конечно, залихватскому свисту в два пальца. Все, что ему хотелось, даже перечислить было непросто. Оказалось, он столь многого не умеет, не понимает и просто не знает. А кое-чего и представить себе не мог. Ну-ка послюнявь травинку, сунь ее в кишащий муравейник и после оближи! Что может быть восхитительней! При одном воспоминании делается кислое выражение лица.

Жизнь теперь представлялась Славке непрерывно крутящимся, сверкающим колесом. От счастья голова кружилась и дух захватывало. Не успевал остыть от одних событий, а уж другие накатывали, не менее заманчивые. И будто спал с груди давящий панцирь, дышалось легко и ненасытно. Так вот, взахлеб, зажил он на свежем воздухе.

Иной день мама Люда его и на обед не могла дождаться. Но если и сердилась, то как бы понарошку. У нее и без Славки хлопот полон рот. Целый день на работе, а дома – огород, живность. Папа Митя давно уже жил на полевом стане, покосничал. Славка скучал по нему. Как ни убегивался, до гуда в ногах, а перед тем, как уснуть мертвым сном, на секундочку да вспоминал его.