Мягкий распаренный веник обмахнул спину, наполнил Славку невесомостью. Потом лениво прошелся сверху донизу и обратно, охлопывая бока. Голова затуманилась от жара, глаза закрылись, и он понял, какое оно – очищение.

Потом его, облепленного березовым листом, обессиленного, папа Митя снял с полка и усадил на лавку остывать. У Славки голова клонилась от приятной истомы, в сон тянуло. А отец с такой силой взялся охаживать себя веником, что аж страшно стало. Жар наплывал волнами, укачивал и окончательно бы сморил Славку, если бы папа Митя не перестал себя истязать. Едва тот перевел дух, он взялся тереть, тискать, обливать его прохладной водой. Вертел, как куклу, – успевай поворачиваться. Славка послушно подчинялся его добрым рукам. А когда папа Митя подхватил его, чистого и легкого, прижал к груди, совсем ослаб – впервые Славку нес на руках отец.

Каким долгим не был день, а и он закончился. Славка лежал в своей постели и старался подольше не заснуть, продлить его еще чуток. Но светлые звездочки над белой занавеской мигали сонно. Глаза слипались. И красно-белый поплавок на удочке, которую он выбрал, покачивался все медленнее, медлен-нее…

И покатились летние деньки, что ни денек – то праздник. Славка просыпался, выпивал кружку парного молока, подхватывал в сенях удочку и мчался на речку. Тропинка несла его мимо грядок, за баньку, круто ныряла к воде. Запыхавшись, он торопливо оглядывался по сторонам и каждый раз облегченно вздыхал – никого! Да и кто мог тут объявиться? Зеленый сумрак окутывал заросли тальника. Звонко журчала в тишине речка, будто где-то вдалеке позвякивали удилами заблудившиеся в тумане лошади.

Славка наживлял червя, забрасывал снасть, и терпеливо ожидал поклевку. Изредка потягивал утренний ветерок, клонил поплавок, морщинил воду. Взахлеб лепетали узкие листья кустов, шумели верхушки берез. Заполошно и тонко цвиркали невидимые птахи. Славка снисходительно посмеивался над птичьими испугами. Разве ветер может обидеть птах?

Прозрачная вода отражала все, что сама видела, но стоило лечь на живот и приблизить к ней глаза, растворялась зеркальная пленка. И открывался таинственный подводный мир. Мерно колыхались густые и черные водоросли, как ведьмины волосы. Струился мелкий желтый песок, заносил бурые разбухшие листья. А то вдруг оживала короткая палочка, ползла по дну. Славка, пытаясь разглядеть, кто в ней сидит, касался кончиком носа воды, разбегалась рябь, а когда вновь успокаивалась, корявой палочки уже не было, и кто-то другой деловито рылся в тине, поднимая облачко мути.

Иногда поплавок начинал ни с того ни с сего кружиться у разлапистой коряги. Славка долго думал и, наконец, решил, что это его водит водяной. Какая же речка без водяного? И кто же тогда цепляется за крючок, а однажды и вовсе его откусил? Да и негде ему прятаться больше, кроме как под корягой – самое темное подходящее местечко для него. Сидит там, исподтишка безобразничает: то как бы руками всплеснет, то будто вздохнет утробно.

Славка с ним вполне мирно уживался, пока он не взбунтовался и не наслал на него чудовище. Оно вылезло из-под берега: горбатое и пучеглазое. Зашевелило усищами, вынюхивая Славку. Он отпрянул от воды и на коленках попятился от берега. И уж было собрался задать стрекача.

Если бы солнце не рассыпало по речке пригоршню жарких блесток, как бы чудище не пряталось под водой, он его с пригорка бы увидал. Кто бы знал, какой ужас скрывается на дне, расскажешь – не поверят. Славка еще немножко потерпел и, храбро посвистывая, прошелся подле берега, всем видом показывая, что не очень-то боится водяного и его подручного.

Но и близко подходить к тому месту остерегался – чего доброго, схватит за ногу да утянет под корягу. И чудище на берег не лезло. Тогда Славка набрался смелости, подкрался и глянул в воду – никого там не было, только водоросли шевелились. И Славка убедил себя, что эта страхолюдина ему только померещилась – вредно лежать долго вниз головой.

Однако через день чудище вновь напомнило о себе. Да еще как. Внезапно поплавок дрогнул без всякой поклевки, скособочился, рывками пошел к берегу и потонул. Славка потянул пружинистое удилище на себя дрожащими от волнения руками – видать, крупная добыча сидела на крючке. Но вместо рыбы леска вытянула на поверхность черное и разлапистое чудовище. Удочка выпала из рук. Опомнился Славка лишь на крыльце своего дома.

Теперь он воочию убедился, что страшилище ему не привиделось и желает выжить его с речки. Одному с ним нипочем не справиться. Это не подзаборную жгучую траву порубить выструганной папой Митей саблей. Ничего не поделаешь, надо опять звать его на помощь, когда он на обед приедет.

– Говоришь, чудище напало? – как всегда терпеливо выслушал папа Митя сбивчивый рассказ. – А ты его не трогал? Тогда надо идти воевать! Может, ружье возьмем?

Славка лишь молча закивал головой – возьмем, возьмем! Оно такое коварное, еще накинется на безоружных. Мама Люда не одобрила затею и вслух выразила папе Мите недовольство: «Ну, ты сам как ребенок!» Но тот уже решительно снял со стены двустволку и зашагал к речке.

На берегу Славка, спрятавшись за его широкую спину, показал – там оно, где удочка плавает.

– Как же нам его под выстрел выманить? – озабоченно поскреб папа Митя затылок. Славка озабоченно пожал плечами – а шут его знает.

– Может, шуганем хворостиной!

Славка живо сбегал за сухим прутом. И с восторгом, круто замешанном на ужасе, стал наблюдать, как папа Митя орудует им под берегом. Облако мути поднялось со дна и расползлось по течению. И вдруг в прут вцепилось и выкарабкалось на берег то самое черное чудовище и поползло прямо на них.

– Стреляй! Стреляй скорее! – что есть мочи завопил Славка, выглядывая из-за папкиной спины.

Но тот медлил, наверное, подпускал поближе. А потом встал на колени, схватил пальцами чудище за бока и вытащил его на свет божий. Сверкающие капли воды еще летели во все стороны, а растопыра уже уменьшался на глазах. Потешно корябал кривыми лапами воздух.

– Рак-рачище, длинные усища, ты зачем моего Славку пугал? – грозно вопросил папа Митя и бросил его на траву.

Но тот помалкивал, только сжимал-разжимал свои раздвоенные кривули да морщил хвост. «Э-э, да он меня на испуг хотел взять», – сообразил Славка и, осмелев, пощекотал рака травинкой. Он дернулся, развернулся и, не оглядываясь, пополз на запах воды. Папа Митя перегородил ему путь палкой, разворачивал назад, но тот упрямо нацеливался усами на речку. Домой сильно хотел.

– Ну, что будем делать? – спросил папа Митя. – Застрелим или пусть живет?

– Станем мы на него патроны тратить, – великодушно простил Славка рака. Чего ж не простить, если испуг оказался зряшным? И еще крепче утвердился в мысли: если рядом папа Митя, то страхи расползаются, как раки на свету.

Рак дополз до берега, медленно и неловко погрузился в глубину, что тут скажешь – неудавшееся чудовище! Славка наблюдал сквозь прозрачную воду, как он бочком-бочком протиснулся в свою нору и замер там. Попереживает теперь, как чуть жизнью не поплатился за козни водяного. А тот с тех пор больше не своевольничал, наверное, подсмотрел, какое у папы Мити дальнобойное ружье.