— В таком случае я перестану пользоваться косметикой и постараюсь набрать вес.

— И думать не смей! Это просто такой период. Но он пройдет. Дочери часто ревнуют к матерям.

— Откуда ты знаешь? У тебя же не было сестры. Одна только кузина Дороти.

— О прошу, не надо сейчас о ней.

Если между ними и возникали разногласия, то только по поводу кузины Дороти. Она была на добрый десяток лет старше Мэри и добилась гигантских, несопоставимых с ее небольшими достижениями успехов. Дороти сделала карьеру на государственной службе — в Министерстве иностранных дел. Она не была замужем, говорила на трех языках и работала в аппарате заместителя министра, сопровождая его в частых заграничных командировках. В перерывах между поездками в Женеву или Брюссель и заседаниями правительства в Уайтхолле она жила в служебной квартире неподалеку от «Хэрродс», куда ходила за покупками и в парикмахерский салон. Мэри никогда не видела, чтобы у нее из прически выбивался хоть один волосок. Одежда Дороти всегда была идеальна, туфли очень красивые и дорогие, а элегантная кожаная сумка, объемистая, словно мужской портфель, служила вместилищем главных государственных тайн — по крайней мере, Мэри так казалось.

— Ну, не надо — так не надо. Просто я хотела сказать, что не могу представить Дороти ершистым подростком. Не верится, что она могла любить, вообще испытывать какие-то эмоции. Согласись, Гарри, она внушает людям страх. Наверняка я кажусь ей до ужаса скучной простой обывательницей, потому что, когда мы встречаемся, я рта не могу раскрыть — просто не знаю, что сказать.

— Ничего страшного. Ваши пути редко пересекаются.

— Да. Но она твоя кузина. Было бы хорошо, если бы мы дружили.

Вики было семнадцать, когда умер ее отец. Казалось бы, к тому времени антагонизм между матерью и дочерью-подростком должен был изжить себя, однако он просто стал менее выраженным и при любом конфликте беспочвенное раздражение и взаимная обида вспыхивали вновь. Вместо того чтобы утешить и поддержать друг друга, они, казалось, только и делали, что ссорились.

То было непростое время. Справиться со скорбью потери, с тяжкими формальностями похорон было само по себе нелегко, но учиться жить без Гарри оказалось еще труднее. Исключительно под давлением обстоятельств Мэри пришлось взять на себя практические дела: она научилась составлять списки, отмечать важные даты в календаре, пользоваться калькулятором. Методом проб и ошибок она кое-как сумела завести моторизованную газонокосилку. Выяснила, куда в машине заливается масло, что означают запутанные формулировки в документах, приходящих из налоговой службы, как починить вилку на электрическом чайнике.

Вики не желала ни в чем прийти ей на помощь. Конечно, она была сбита с толку, злилась и страдала оттого, что потеряла отца. Мэри это прекрасно понимала и искренне ей сочувствовала, но все равно предпочла бы, чтобы Вики не срывала свое раздражение и злость на ней. Их споры — а они вспыхивали постоянно, даже по самым незначительным поводам — заканчивались потоком слез и дверью, захлопнутой у Мэри перед носом. Матери никак не удавалось достучаться до Вики. Она знала, как ей сейчас тяжело, но дочь сама не позволяла ее утешить. Что бы Мэри ни делала, что бы ни говорила, она все равно оказывалась неправа.

А самым плохим было то, что ей не с кем было поговорить. Конечно, в их крошечной деревушке в Уилтшире, где она жила с тех самых пор, как вышла замуж, у нее имелись друзья, однако не станешь же обсуждать с ними истерики дочери. Это будет предательством по отношению к ней.

Что касается семьи, у нее осталась только кузина Гарри, Дороти. Какое-то время назад она вышла в отставку, покинула Лондон и переехала в деревню, расположенную в десяти милях от них. Она руководила местным отделением Красного Креста и много играла в гольф. Иногда они с Мэри вместе обедали, однако найти темы для разговора им было нелегко. Обсуждать с ней поведение дочери не имело смысла, потому что Дороти никогда не питала к Вики особой симпатии. «Она просто испорченная девчонка, — неоднократно говорила Дороти Гарри. — Конечно, единственный ребенок в семье. Никогда не знала ни в чем отказа. Вы еще пожалеете, что так баловали ее. И очень скоро».

Последнее, чего хотелось Мэри, это дать Дороти возможность сказать: «Я вас предупреждала».

Медленно, но верно их с дочерью жизнь в одном доме становилась просто невыносимой. Мэри была на грани — она чувствовала, что дальше так продолжаться не может, но тут вдруг сама Вики, обращаясь с матерью как обычно холодно и отстраненно, предложила неожиданное решение. Однажды утром, доедая завтрак, она объявила, что больше не собирается слоняться по дому без дела. Наверное, она поедет в Лондон — учиться на повара.

Застигнутая врасплох, Мэри сказала первое, что пришло ей на ум:

— Но, дорогая, ты и так прекрасно готовишь!

Вики и правда была отличной кулинаркой и потчевала родителей сытными обедами, когда пребывала в хорошем настроении и хотела немного помочь.

— Ну конечно, — Вики скривила недовольную гримасу. — Пастуший пирог и цветную капусту под сырным соусом. Но если я закончу курсы, то смогу зарабатывать себе на жизнь и ни от кого не буду зависеть.

Но ей же только восемнадцать! Мэри осторожно опустила кофейную чашку.

— И что это за курсы?

Вики рассказала.

— Сара Эбби закончила их. Помнишь, мы с ней вместе ходили в школу. Она сняла себе квартиру и зарабатывает кучу денег, готовя еду для парадных ланчей в разных компаниях. Говорит, я смогу остановиться у нее. В квартире есть лишняя кровать.

Мэри, поставленная перед свершившимся фактом, слабым голосом ответила, что должна изучить проспекты курсов. Однако Вики это уже сделала. Собственно, она записалась на следующий семестр. Курсы стоили целое состояние, но Мэри покорно обещала раздобыть нужную сумму и согласилась отпустить дочь. Все равно у нее не было выбора.

Провожая Вики на вокзале, Мэри разрывалась между двумя противоположными эмоциями. Она лишалась единственного ребенка — ясно было, что дочь не вернется. В горле у нее застрял ком, а на глаза наворачивались слезы, которые довольно сложно было скрыть. И в то же время она испытывала облегчение от того, что скоро вернется в свой дом, тихий и пустой, где сможет побыть одна в мире и покое. Не надо будет больше выслушивать едкие замечания, терпеть постоянное унижение и — самое худшее — мучительное, изматывающее молчание.

Так будет лучше для нее, — твердо сказала себе Мэри, поднимаясь наверх, чтобы переодеться в старые джинсы и свитер, некогда принадлежавший Гарри. — В наше время восемнадцать лет — вполне самостоятельный возраст. Вики и так крепко стоит на ногах. — Мэри вышла в сад и принялась выпалывать сорняки. — Она не станет делать глупости.

Но Вики, верная себе, оправдала самые худшие материнские опасения. Она поселилась у Сары Эбби, своей школьной подруги, но прожила у нее только месяц, а потом съехала. Отдавая ей должное, надо сказать, что Вики не забыла позвонить Мэри и поставить ее в известность о своих планах.