выделялись особенно ярко.

Сквозь траву она заметила на его лбу бисеринки пота и сразу ощутила, насколько пересохли ее губы. Облизнула — потому что было ужасно жарко и душно. Речной ил нагрелся за время, которое они отсыпались, и охлаждению не способствовал. И плеск близкой реки сводил с ума — так хотелось окунуться, смыть грязь. Но нельзя. До темноты нельзя. И воду в флягах надо беречь — набрать до вечера не получится.

Оставалось только лежать, ждать захода солнца, дремать, подавлять все еще прорывающийся кашель, слушать, не появятся ли враги — и иногда прерывать сонное оцепенение вот такими ничего не значащими разговорами. Просто чтобы окончательно не отупеть.

— Мы столько шли, бежали, летели, карабкались по горам, — пробормотала она хрипло, — а тяжелее всего лежать так, когда от тебя ничего не зависит. Ощущение, что мы уже вечность тут, а всего полдня прошло.

— Предпочитаете бежать? — усмехнулся он.

— Нет, — Алина мотнула головой, и волосы, запачканные напрочь, шлепнули ее по лбу. Подумала и призналась: — Хотя вы правы, лучше бежать.

— Нам еще предстоит побегать, — напомнил он спокойно.

— Не сомневаюсь, — со вздохом проговорила она. Потерла грязный лоб грязной же рукой, выругалась.

— Что за выражения, ваше высочество? — очень профессорским тоном поинтересовался Тротт. Она покосилась на него — глаза были чуть сощурены от улыбки.

Все же они действительно все немного сошли с ума, раз могут подшучивать друг над другом в такие моменты. И болтать о всякой ерунде.

— Леди Тротт, — огрызнулась она наставительно. — У вас научилась. Или вы, профессор, думаете, что вежливо молчите, когда отрубаете лорхам головы?

Он хмыкнул, глаза сощурились еще больше — и она замолчала, глядя в них — такими красивыми они ей показались.

— Вы похожи на трубочиста, — проговорил он после паузы, протянул руку сквозь траву и вытер потек грязи с ее лба. Ну как вытер — размазал. А затем закашлялся тихо, глухо.

Принцесса перехватила его ладонь и сжала, не отпуская.

— Прочитайте мне еще какую-нибудь лекцию, — попросила она, закрывая глаза.

— Слишком общий запрос, Алина.

— По магмоделям.

— Уже лучше. Но я верю в конкретизацию.

— Давайте ту, с которой вы меня выбросили. Должна же я получить компенсацию.

Она была уверена, что под тряпкой он улыбается.

— А вы мстительны.

— Люблю, когда вы язвите, — призналась она, вновь открывая глаза.

Он опять усмехнулся.

— А мне очень импонирует ваша настойчивость.

— Но сейчас бы вы меня не выбросили?

Он помолчал. Крутанул плечами.

— Я бы предложил вам индивидуальные занятия, Алина.

Принцесса тихонько засмеялась.

— Это потому что вы поняли, что от меня не отвязаться?

— Потому что вы умны. И выносливы, — серьезно ответил он. — Ваш ум гибок, вы не умеете сдаваться и в вас достаточно силы, чтобы двигаться вперед даже после множества неудач.

Я вижу, что если бы поставил вам научную задачу, вы бы не ленились, не выполняли ее поверхностно, ради звания, а занялись бы действительно глубинными исследованиями. Я ценю таких людей.

— Вы ведь понимаете, что когда вы меня хвалите, я пугаюсь? — со смешком поинтересовалась Алина.

— Сейчас мне не верится, что вы меня боитесь. Или когда-то боялись, — иронично заметил лорд Макс.

— Ужасно, — она придвинулась чуть ближе, насколько позволяла стена сплетённой травы, разделяющей их. — До дрожи в коленках.

Он снова закашлялся.

— Правда, — продолжила Алина, веселясь и одновременно ужасаясь несоответствию тона этого разговора месту, где он происходит, — сейчас уже ума не приложу, почему. Вы ведь такой милый, профессор!

— Боги, — покачал он головой в притворном изумлении, — да вы и правда отчаянно осмелели.

Тон его был ледяным, и она снова засмеялась — а потом вытребовала-таки свою лекцию. Потому что можно было смеяться, шутить, ввязываться в перепалки, просто болтать — но знание о том, что в нескольких сотнях метров от них начинаются загоны охонгов, и что в любой момент в ненадежном убежище беглецов могут обнаружить, никуда не девалось. И нужно было делать хоть что-то, чтобы не свихнуться от страха и тревожного ожидания.

Лекция была на середине, когда лорд Макс замолчал, а потом раздалось тихое птичье посвистывание от Чета. А затем и Алина услышала чавканье многих лап по грязи и сжалась в ожидании.

Гигантские тха-охонги со всадниками на спинах медленно проходили справа, слева, над ней, входили в воду, толпились у берега, опуская в реку гигантские морды и зачерпывая туда воду жвалами. Иномиряне гортанно переговаривались на своем языке, и она вычленяла знакомые слова:

Тха-нор-арх убит…

Говорят, ему в новом мире попался колдун сильнее него… армия, которую вел Итхир-Кас, разбита…

Кто теперь возьмет власть здесь?

Какая разница, если мы будем уже в новом мире? Важно, кто будет править там.

Да… кто из тха-норов займет трон?

Алина лежала на спине, слушая, глядя во все глаза — и все же чуть не пропустила, когда огромная задняя лапа тха-охонга опустилась прямо на ее шалашик, едва не прошив ей крыло. Принцесса успела дернуться вправо, ближе к Тротту — и замерла там, прижатая травой, почти раздавленная, вдавленная в грязь, которая уже поднялась выше уровня ушей, залепив их и поднималась выше. А Алина не могла пошевелиться, глядя на хитиновое брюхо инсектоида и слыша, как нервно, тяжело дышит рядом Тротт.

Только бы они с Четери не рванулись сейчас помогать ей! Иначе погибнут оба — разве можно победить целое стадо гигантов?

Раздалось шуршание. Алина скосила глаза — лорд Макс достал нож и неслышно, почти незаметно срезал траву между ними, чтобы высвободить ей голову. Дышать стало легче. Но до тела добраться он не мог.

Сверху все говорили, а принцесса смотрела на колоннообразную лапу рядом с собой, в каких-то трех десятках сантиметров возвышающуюся в небо, на движения инсектоида, и понимала, что стоит ему совсем немного покачнуться, сместиться, и ее просто раздавят.

Тротт все резал траву. Телу справа стало посвободнее, но сместиться ей никак не удавалось — слишком глубоко ее засосала грязь. Тха-охонг пил долго — пришлось закрыть глаза, потому что жижа добралась и до них, сжать рот. Но все же снизу держали корни травы, поэтому погружение приостановилось. Алина ровно, размеренно дышала, ощущая, как засасывает ее грязь, но,