Ну и конечно, в ряды Муз приняты все любимые зверушки: котики, собачки и прочие питомцы, не отходящие от своих мастеров. Они приземляются на наших картинках и фотографиях, пробегают через кадр в фильмах и вплетаются в наши тексты. Они греют душу, лежа на коленках, позируют, становятся «любимой натурой». Разрушают натюрморты и произведения, подталкивая нас к новым начинаниям. Некоторые художники вообще выстроили на своих питомцах все творчество. Например, у Эдварда Горея восемьдесят процентов книг и картинок посвящены его котикам, которых он рисовал с портретным сходством. И историями о катастрофах, которые эти котики создавали вокруг него всю жизнь.

Но вернемся к людям. С которыми все так непросто! Больше всего мне нравится определение Музы, которое дал Ив Сен-Лоран. Он говорил, что Муза — это существо (!), которое близко нам по духу, которое мы любим или которое неведомым образом притягивает нас, у нас совпадают некоторые взгляды, вкусы и увлечения: но это существо живет в своем собственном, другом мире. Это очень важный момент: при всей близости взглядов (которая является условием для того, чтобы Муза могла принести своему Мастеру то, что его вдохновит) что-то у нее должно быть совсем иначе. Желательно, чтобы она была словно с другой планеты. От Музы человек получает впечатления, которые не в состоянии получить сам. Потому что он не бывает там, где бывает она. Он не замечает того, что замечает она, он вращается в других кругах, соприкасается с другими людьми и явлениями. Или он иначе устроен и потому воспринимает все не так, как Муза. У Музы есть целый свой мир либо своя призма, через которую она видит окружающее, и Мастеру интересен этот мир, потому что он близкий, но новый и другой, и без Музы туда не попасть.

Если, кстати, поискать в интернете имя Лулу, мы увидим, что в большинстве случаев она подписана как «бывшая Муза» Ива Сен-Лорана. Да, конечно. Музы бывают и бывшими, и у многих мастеров их много. У Сен-Лорана была еще одна знаменитая Муза, Бетти. Сколько их было вообще? Он утверждает, что не счесть. Многие исчезали, едва появившись. Почему? На этот вопрос в свое время ответил Пикассо: «Сначала человек демонстрирует все лучшее, что в нем есть, потом он демонстрирует то, что есть на самом деле. В каждом человеке есть дурной характер, странные черты и заморочки, но в некоторых есть и божественное начало. Если божественного недостаточно, чтобы стоило терпеть человеческое, искусства не получится. Как только человеческие черты начинают перевешивать. Муза превращается в назойливую бабу». Думаю, не нужно описывать, какие чувства эти комментарии вызывали у самих Муз. Зайдите в библиотеку и почитайте автобиографии бывших жен Пикассо и его повзрослевших детей: сколько обид, сколько трагедий и сколько десятков лет психотерапии! Правда, Пикассо эти слезы интересовали мало. Что может сделать Мастер, если Муза его больше не вдохновляет!

У меня по поводу этой драмы есть своя теория (вызывающая поменьше негативных эмоций, но тоже достаточно). Когда люди впервые встречаются и замечают интерес собеседника к их историям, взглядам на мир, интересам, они начинают выкладывать все, что у них есть интересного. Не у всех людей происходит так много событий, чтобы каждую неделю приносить откуда-то море новых впечатлений. Но если собрать все интересные истории их жизни и выложить в таком концентрированном виде, конечно же, получается богатый фейерверк. Поэтому вначале многие кажутся интересными и вдохновляющими, происходит бурный всплеск эмоций и впечатлений. Потом у многих просто заканчиваются запасы, и буря стихает.

К этому еще добавляется тот факт, что каждому интересны чужие, новые впечатления, отличные от собственных. Они берутся из чужой жизни, из ситуаций, в которых мы не бываем, из других миров, общения с другими людьми. Когда мы только познакомились с человеком, практически все его истории именно такие. Он жил своей жизнью, все это нам чуждо. Когда люди увлекаются друг другом, они начинают проводить вместе много времени, обмениваются вдохновением. Через некоторое время им становится трудно рассказать друг другу что-то новое, потому что новые впечатления у них общие. Теперь они «варятся в одной кастрюле», видят одни и те же вещи, становятся свидетелями одних и тех же событий. Что можно рассказать другому, если все наши интересные впечатления для него не новость, потому что он тоже был там? Феномен: чтобы снова стать друг для друга интересными, нужно пожить каждому своей жизнью, набраться новых, собственных впечатлений. Чтобы Муза или Муз продолжали вдохновлять, им нужно много общаться с другими людьми, самостоятельно, в собственных местах и ситуациях, нам недоступных. А отпускать туда часто — так не хочется! Уж не говоря о том, что эту Музу могут избрать для себя и другие люди, и чтобы прилететь к нам полными вдохновения, зачастую они должны набраться его в других местах. Это вроде бы прекрасный обмен прекрасными ресурсами. Но у многих он вызывает только ревность, неуверенность в себе, приступы собственничества и негодования.

Неужели все так грустно? Стоит на некоторое время «слиться в экстазе» с Музой, как обмениваться становится нечем? У многих получается продлить это время, если у Музы очень нестандартное восприятие мира. Даже если двое проводят вместе много времени и все важные события у них общие, необычный взгляд другого может оставаться очень интересным. Либо один все время замечает вещи, которых никогда не видит другой. Например, я слышала рассказ одного человека о том, что он много гулял с женой, пока та была жива. А когда она умерла, он попробовал гулять по тем же маршрутам один, но у него было ощущение, что он ходит по совершенно иным местам! Жена по дороге в парк всегда находила массу интересного: то красивого жука, то большой белый гриб, то каштаны, начавшие падать с деревьев. Они всегда останавливались, чтобы подобрать какие-то красивые листья, ветки, камешки. Без жены мужчина ходил по улице и видел одинаковые деревья и домики — каждый день. Где жена находила все эти палочки и веточки? Откуда брались все чудесные насекомые, животные и растения? Один их видит, а другой — нет, хотя идут они по одной и той же дороге. Так же некоторые люди видят в магазинах, на рынках, в путешествиях много того, что другому не бросилось бы в глаза.

Этим качеством, кстати, обладала та самая Лулу, Муза Ива Сен-Лорана. Мастер многократно отправлял ее в страны Азии, Африки, в Россию, чтобы она просто ходила там по рынкам и магазинчикам. Она привозила оттуда разноцветные предметы, игрушки, ткани и вышивки, на которые там никто не обращал внимания. И придумывала им совсем новое назначение. Я сама прожила полжизни в Азии и видела азиатские атласные ткани, вышивки, игрушки, сделанные из консервных банок и раскрашенные разными лаками для ногтей, везде и всюду. Они всегда присутствовали в нашей жизни, ими были завалены базары и лавки, с ними играли дети на улице. Каково же было мое удивление, когда я увидела все это переработанным во французскую высокую моду. Кто до этого додумался? Вышивки, вечно висевшие традиционным ковриком на стене, начали вешать на стену в рамах, как картины. Из них нашили подушек, сумок и юбок, обили ими мебель. Смешные яркие домики из консервных банок, с которыми играли дети, я увидела на шляпах и воротниках, из них сделали брошки, ожерелья и гигантские серьги! К вышитым тюбетейкам пришили тюлевые поля, превратив их в шляпы; простоватые, надоевшие всем калоши раскрасили в новые цвета и скомбинировали с дорогими костюмами. Русскую матрешку превратили в дамскую сумочку, приделав ручку. Кому такое могло прийти в голову? Таким вот Лулу, приехавшим издалека и не связанным местными клише. Они видят яркую штучку, не знают, что это, и, не успев спросить, просто прикладывают ко всем местам. Может быть, это украшение? Или сумочка? Или это можно пришить к шляпке?